Александр Арсаньев - Казна Наполеона

— Не могу, — ответил я откровенно. — Кстати, я думаю, что он сможет помочь нам с билетами на пермьеру, которые, скорее всего, уже все распроданы.

Тогда Мира просияла. Пожалуй, это был единственный раз, когда она подумала об Иване Сергеевиче без содрогания.

— Хорошо, — наконец, вздохнула она. — Я выполню вашу просьбу, — еще не было случая, чтобы она в в чем-либо мне отказала.

Этим вечером я уснул в постели в собственной спальне, пребывая на вершине блаженства, так как обошлось без кошмаров. Лихорадка, кажется, меня отпустила, лоб перестал гореть, и я снова почувствовал себя почти здоровым человеком. Вот если бы не рана… Но мне, тем не менее, все равно удалось забыться, как только погас фонарь.

Я проснулся, почувствовав на себе чей-то пристальный долгий взгляд, и отрыл глаза. Разноцветный свет падал мне на лицо из раскрытого окна. Я зажмурился и снова приподнял веки. Надо мной стояла фигура Кутузова, и я невольно подумал о Командоре. Так, набежала ассоциация, как легкий утренний бриз!

— Я получил ваше письмо, Яков Андреевич, и решил посетить вас немедленно. Дело кажется мне чрезвычайно важным, -заявил он с серьезным видом. А я все никак не мог разобраться сросонья, откуда взялся в моей комнате мой мастер и наставник, и зол ли он на меня.

— Как ваша рана? — осведомился Кутузов.

— Заживает, — я приподнялся на постели.

— Билеты в оперу, — он кивнул в сторону столика. Наконец, заметив мое недоумение, Иван Сергеевич все-таки решил объясниться:

— Я воспользовался вашим потайным ходом. В связи с некоторыми обстоятельствами мне не желательно появляться в открытую в вашем доме, — сообщил он мне. — Первоначально, через дверь за коричневым гобеленом, мне удалось проникнуть в ваш кабинет, который, к сожалению, пустовал. Хотя должен заметить, — добавил Иван Сергеевич, — что жаловаться мне грех, дверь в коридор оказалась не заперта, и я с легкостью оказался на лестнице. Но, — Кутузов усмехнулся, — все-таки перепутал спальни и насмерть напугал вашего друга, по-моему врача. Я рассудил так из-за того, что он вздумал обороняться хирургическими инструментами, а если говорить предельно честно, то не обороняться, а нападать. Ваш гость принял меня за вора, и мне пришлось прибегнуть к силе, воспользоваться кляпом и запереть его в комнате.

— Бедолага Лунев, — произнес я сокрушенно.

— А! — понял Иван Сергеевич. — Это и есть тот самый знаменитый доктор, спасший вам жизнь под Лейпцигом. Сожалею, что вынужден был обойтись с ним именно так! — искренне заверил меня Кутузов. — Кстати, с чего это вы взяли, что я перестал вам доверять?!

— Я видел вас в Орше, на постоялом дворе, — я решил действовать в открытую, ибо считал, что не имел другого выхода. — И пришел к выводу, что вы следите за мной.

— А что вы делали в Орше? — пришла очередь удивиться Кутузову. Я смотрел на него во все глаза, гадая, играет ли он со мной или и в самом деле откровенничает.

— Выслеживал дворянина Радевича.

Иван Сергеевич заинтересовался.

— Любопытно, очень любопытно, — выговорил он задумчиво. Блики от витража падали на его лицо, и оно казалось мне разноцветным.

— Он имеет какое-то отношение к Татьяне?

— С трудом верится, что вы об этом не знаете, — ответил я довольно резко, и сам удивился, что могу разговаривать с наставником в подобном тоне.

— И какое же? — к моему изумлению Кутузов на грубость никак не отреагировал.

— Деликатный вопрос, — замялся я.

Вот тут уже не выдержал и Иван Сергеевич:

— А вы на то и Орденом поставлены, чтобы разрешать деликатные вопросы. Я бы попросил вас не забываться. Речь идет о слишком серьезных вещах, чтобы вы позволяли себе так разговаривать!

Невольно я вспомнил про своего друга неофита, неопытного конспиратора, погибшего при загадочных обстоятельствах, и мне стало как-то нехорошо. Ведь он, как и я, очевидно мечтал о высших масонских степенях и должностях, а заработал только место на кладбище, потому как его погубило инфернальное стечение обстоятельств.

Я взял себя в руки и продолжал уже более спокойно:

— По моим сведениям, именно он и является ее убийцей. Кроме того, я считаю, что господин Радевич причастен к исчезновению наполеоновской войсковой казны, которую считают затонувшей.

Когда я говорил, Кутузов, на первый взгляд, выглядел совершенно бесстрастным, но его волнение выдавали голубые жилки на лбу, которые пульсировали.

— Как далеко вы продвинулись в своих изысканиях? -спросил он после недолгого молчания.