Александр Арсаньев - Казна Наполеона

— Что за чертовщина, — выругался Алешка. — Если ты и дальше будешь продолжать эту гадость глотать, то никогда не поправишься.

Мира подняла к потолку свои черные прекрасные глаза, покачала головой и вздохнула:

— Вы неисправимы, доктор Лунев.

— Яша, тебе бы бульончик из пулярочки хорошо откормленной, — протянул мечтательно Леша. — Ты бы сам у меня, как курочка, забегал!

Потом он начал рассказывать какие-то светские новости, чтобы отвлечь меня от болезни. Разговор, наконец, оживился и потек, как горный ручей, даже Мира развеселилась. Я слушал его, изредка поддакивая или кивая и ожидая чего-то необыкновенного, что должно было вот-вот свершиться, потому как отлично помнил свой сон, в котором Лешка звал меня в Петербург.

Тут-то речь и зашла о журфиксе Нелли Орловой.

— Вы и представить себе не можете, как переполошились дамы, — вещал Лунев, с которого все его занудство словно рукой сняло, — когда сама Елена Николаевна рухнула в обмороке прямо при гостях, в самый разгар приема. Вот уж действительно конфуз так конфуз! — Алешка рассмеялся. Любопытно, и что это его так развеселило? В общем-то не в его привычках над больною женщиной потешаться!

— Я, как водится, кинулся ей помощь оказывать. Как говорится, назвался доктором… Иначе говоря, покоя ни днем, ни ночью. Что тебе война, что журфиксы, — Алешка развел руками. — А муж ее как переполошился! — Лунев возвел глаза к потолку. — Особенно когда Нелли в беспамятстве не его позвала, а какого-то Родиона.

— Что? — я даже на подушке приподнялся. Подтверждались-таки Варенькины слова. Придется теперь с Елены Николаевны глаз не спускать, глядишь, и выведет на Радевича.

— А в чем причина обморока-то? — поинтересовался я.

Лунев сразу как-то смутился и, кажется, вообще пожалел, что завел об этом речь.

— Женское недомогание, — пожал он плечами.

— А ты не мог бы изъясняться понятнее?

— Не мог бы, — отрезал Лунев и отвернулся. Я знал, что уж если он что-либо вбил себе в голову, то переубедить его практически невозможно, и, все-таки, попытался:

— И по какой же причине?

— Медицинская этика, — ответил он, показывая всем своим видом, что вопрос исчерпан. Однако Мира бросила на Лунева долгий испытывающий взгляд, из чего я заключил, что она о чем-то догадывается, но пока еще сомневается.

— Что вы на меня так смотрите? — буркнул Алешка.

— А вы мне понравились, — неожиданно заявила Мира, отчего Лунев сделался красно-бурого цвета.

— Скромности вам, дорогая, недостает, — заметил он.

— Куда уж нам, варварам, — усмехнулась она. — Да не дуйтесь вы! Лучше печенье попробуйте! Я уверена, что вам понравится.

Лунев послушался, подозрительно косясь в сторону индианки и ожидая от нее непременно какой-нибудь пакости. К примеру, что она в тесто вместо муки мышьяка подсыпала или какого иного яда! Тем не менее он откусил кусочек и, пережевывая, проговорил:

— Послезавтра в Каменном театре премьера, дают оперу Керубини, — и добавил с удивлением: — Действительно, во рту просто тают, — не смог истины не признать.

— Какую? — глаза моей Миры загорелись интересом, оперное искусство пленило ее с первого спектакля и на всю жизнь.

— «Водовоза» — сообщил Лунев, потянувшись за новым печеньем. — Итальянская труппа с гастролями приехала.

Я насторожился, мой мозг лихорадочно заработал. Такая светская женщина как Нелли не может не появиться на премьере. А если Радевич действительно ее любовник, то это просто идеальное место для свидания. И грех не воспользоваться случаем и не проследить за ними.

Алеша Лунев отказался наотрез покидать меня в этот вечер, так как кризис, по его словам, все еще не миновал, и Мира велела постелить ему в одной из спален на втором этаже. Я попросил ее зайти ко мне, как только она управится с делами. Индианка не заставила себя долго ждать и через несколько минут появилась на пороге моей обители.

— Что-то случилось? — взволнованно спросила она. -Вам стало хуже?

Я отрицательно замотал головой и убрал со лба прилипшие волосы. За время ее отсутствия я успел сочинить письмо Кутузову, в котором просил его о встрече.

— Распорядись, чтобы его передали по назначению, -попросил я и протянул его Мире. Она прочла на конверте адрес и имя человека, которому оно было адресовано. Брови ее нахмурились, прекрасное лицо помрачнело.

— Вы снова не можете обойтись без этого ужасного человека, — промолвила она с горечью и убрала письмо в расшитую бисером сумочку, напоминающую кисет.