Эллис Питерс - Исповедь монаха

— Ваши люди пошли пешком? — спросил Перронет.

— Да.

— Тогда нам придется ждать изрядно, пока они снова сюда доберутся. А по другим дорогам вы никого не отрядили?

— Нет, — не захотел кривить душой Сенред, но и никаких объяснений или доводов приводить не стал. Еще каких-нибудь четверть часа назад, подумал внимательно наблюдавший за всем Кадфаэль, он бы уклонился от прямого ответа или просто бы оставил вопрос без внимания. По-видимому, он решил, что тайну все равно сохранить не удастся и махнул на это рукой. Убийство заставляет выволакивать на свет многие больные темы, тогда как само при этом сплошь и рядом навсегда остается скрытым в кромешной мгле.

Понятливый Перронет удержал себя от дальнейших расспросов — он сжал рот и стиснул зубы и с независимым видом уселся ждать сколько придется. В Вайверсе наконец воцарилась ночь, и нависла неподвижная, гнетущая тишина. Вряд ли хоть один человек из тех, что устроились на ночлег в холле, смог уснуть. Но если кто и шевелился, то украдкой, если и переговаривался, то шепотом.

Вопреки предсказаниям Перронета, ждать пришлось не так уж долго. Внезапно тишину сотряс топот конских копыт по морозному, твердому насту во дворе перед домом, затем срывающийся от гнева молодой голос стал грозно кликать на помощь слуг, и тут же забегали, как нахлестанные, грумы, и зашевелились, зашаркали по полу, поднимаясь, те, кто устроился спать, но не спал, в холле. В темноте раздавались торопливые, бестолковые шаги — люди суетились, спотыкались, сталкивались; шуршал под ногами тростник; поспешно чиркал об огниво кремень, потом после нескольких попыток занялась лучина, огонь в заложенном на ночь дерном очаге разгорелся и был зажжен первый факел — с ним побежали зажечь остальные. Уединившаяся в соларе четверка едва успела выйти в холл навстречу всему этому шуму, как наружная дверь задрожала под бешеными ударами и снаружи раздались яростные крики и требования немедленно отворить.

Двое-трое, узнав голос, разом ринулись снимать засовы и тут же были сбиты с ног тяжеленной дверью, которая распахнулась с такой силой, что стукнулась о стену, и в холл влетел Росселин. В дрожащем свете разгорающихся факелов выделялась всклокоченная от бешеной скачки копна льняных волос на непокрытой голове и сверкающие синие глаза. Вместе с ним в холл влетел и морозный ночной воздух, и все факелы сразу замерцали и закоптили. Сенред, как раз в этот момент выходивший из солара, был пригвожден к порогу пылающим взором собственного сына.

— Что это твой Эдред мне тут нарассказывал? — набросился на него Росселин. — Какие игры ты затеял за моей спиной?

Никогда еще его отцовский авторитет не подвергался такому испытанию, и Сенред сам прекрасно это понимал. В минуту сомнения удобнее всего воспользоваться репутацией домашнего тирана, но за Сенредом таковой не числилось. Однако он все-таки попытался перехватить упущенную инициативу.

— Что ты здесь делаешь? — грозно спросил он. — Разве я посылал за тобой? Или, может, твой господин позволил тебе отлучиться? Кто из нас двоих освободил тебя от службы?

— Никто! — вспыхнул Росселин. — Никто меня не отпускал и ни у кого я не спрашивал разрешения. А что до присяги, от нее ты сам освободил меня своим обманом. Я-то ничьим доверием не злоупотребил. Я помню свой долг перед Одемаром де Клари и, если нужно, вернусь к службе безропотно и покорно приму от него любые упреки, но не раньше, чем ты честно и откровенно расскажешь мне, что ты замыслил. Я во всем слушал тебя, верил тебе, покорялся твоей воле. Может, и я в ответ могу на что-то рассчитывать? Хотя бы на честность?

Не всякий отец стерпел бы такую дерзость. За подобные речи иной взгрел бы молодца почем зря, не посмотрел бы, что это его сын, но Сенред при всем желании не мог дать волю своему гневу. С одной стороны Эмма нервно теребила его за рукав, сама не своя от страха, чем кончится перебранка между ее мужем и сыном. А с другой над его плечом нависал грозовой тучей не упускавший ни единого слова мрачный Перронет, который буквально впился взглядом в разъяренного юнца, безошибочно почуяв в его появлении угрозу своим собственным планам. Иначе чего ради этот молокосос примчался, как оголтелый, посреди ночи? И ведь, судя по всему, он скакал кратчайшей дорогой, в потемках далеко небезопасной, не то не заявился бы так скоро. Все, что стряслось этой ночью, не было ни совпадением, ни игрой случая. Замужество Элисенды Вайверс — вот то событие, за которым потянулась вся цепочка: убийство, поиски, бешеная скачка. И вероятно, это только начало.