Эллис Питерс - Исповедь монаха

Сам не свой от беспокойства, Сенред — порядочный человек, озабоченный благополучием близких ему людей, — разразился целой речью, пытаясь убедить себя и других в своей правоте. В отличие от Кадфаэля, он не заметил, как постепенно бледнело лицо Хэлвина, как в мучительной гримасе кривились его губы, как судорожно сжимались пальцы рук. Сенред говорил что думал, не выбирая слов, но слова эти будто огнем жгли несчастного Хэлвина. И черты дорогой Бертрады (что бы там ни думал об этом Сенред), за восемнадцать лет вовсе не изгладились из памяти Хэлвина, который так надеялся обрести покой после своего паломничества. Увы, нарыв никогда не заживет, если его не вскрыть и как следует не очистить — может быть даже огнем.

— И вы не должны опасаться, братья, как не опасаюсь этого я, — продолжал тем временем Сенред, — что Элисенду не будут холить и лелеять в ее новом доме. Еще два года назад юный Перронет просил у меня ее руки, но в ту пору сестра и слышать не хотела о замужестве. Он терпеливо ждал, когда она передумает, и дождался.

— А как относится к его сватовству госпожа Эмма? — спросил Кадфаэль.

— Мы обсуждали, что делать, втроем, и все вместе пришли к единому решению, поскольку не видим иного выхода. Знаешь, когда вчера вечером я увидел вас у своего порога, точнехонько накануне приезда жениха Элисенды, — я решил, что сам господь посылает мне знамение. Останься до завтра, брат — преподобный отец! — и соверши над ними обряд венчания.

Хэлвин медленно, с трудом разжал стиснутые руки и, будто терзаемый невыносимой болью, с усилием перевел дыхание. Его голос прозвучал еле слышно:

— Я остаюсь. И совершу обряд венчания.

— Хочу верить, что поступил правильно, согласившись, — сказал Хэлвин, когда они вернулись к себе в комнату. Однако Кадфаэль почувствовал, что Хэлвин говорит это скорее себе и не собирается делить с ним и тем более перекладывать на него тяжкий груз ответственности за свое решение. Помолчав немного, Хэлвин заговорил вновь: — Мне слишком хорошо известно какие опасности таит чрезмерная близость, а ведь их случай еще более безнадежен, чем мой… Кадфаэль, у меня такое ощущение, будто прошлое постоянно возвращается ко мне. В этом есть какой-то высший смысл. Все это неспроста. А что если мое падение с крыши должно было открыть мне глаза на то, как низко я пал и заставить меня восстать, возродиться для новой праведной жизни? Что если мне суждено было очиститься душой, лишь превратившись в калеку и предприняв паломничество, которого я страшился, пока был здоров и полон сил? Что если сам господь внушил мне мысль отправиться в это странствие, сделал меня своим орудием, для того чтобы спасти чью-то заблудшую душу? Уж не само ли провидение направило нас в Вайверс?

— Я бы сказал проще: нас загнала сюда непогода, — рассудительно отозвался Кадфаэль, вспоминая вчерашнюю неистовую метель и мерцание гостеприимного огонька в мутной зыбкой мгле.

— Удивительно и то, что мы появились здесь так вовремя, как раз накануне приезда жениха. Роптать бесполезно, остается верить, что я избран исполнить волю господа, — не слушая Кадфаэля, продолжил Хэлвин. — Знаешь, брат, эти женитьбы в старом возрасте нередко приводят к печальным последствиям. Ну откуда этим детям было знать, что они племянник и тетя, что их нежная страсть — от лукавого? Обидно, когда истинная любовь тратится понапрасну.

— Не думаю, что ты прав. Сдается мне, напрасной любви не бывает, — сказал Кадфаэль. — Но я очень рад, что мы останемся здесь еще на день-два. Тут уж я спорить не буду, это действительно случилось весьма вовремя.

Хэлвину и впрямь было жизненно необходимо набраться сил перед обратной дорогой в Шрусбери, ведь он довел себя уже до полного изнурения. Посему Кадфаэль оставил его отдыхать, а сам отправился взглянуть при свете дня, что из себя представляет манор Вайверс. День был опять облачный и ветреный, но не такой холодный, как накануне. Неожиданно пошел мелкий моросящий дождь, но тут же и прекратился.

Слуги во дворе без излишней суеты занимались будничными делами, приятно было посмотреть на их спокойную, слаженную работу. Кадфаэль дошел до ворот, остановился и принялся рассматривать дом Сенреда Вайверса. Под крутой крышей над соларом виднелись окна, вероятно там наверху находились комнаты для гостей и, скорее всего, как раз сейчас одну из них убирают к приезду жениха. Беднягу Хэлвина, а с ним и Кадфаэля, заботливый внимательный Сенред поместил внизу, в жилом этаже.