Эллис Питерс - Прокаженный из приюта Святого Жиля

И впрямь, почему? Кадфаэль вышел вместе с настоятелем. День уже начинал клониться к вечеру. Монах был сдержан, но в душе испытывал удовлетворение от беседы. Как-никак, Радульфус — аристократ и ровня барону. Да, он суров и считает, что молодежь обязана руководствоваться советами тех, кому дана власть над нею. Но он не отрицает, что старшие часто злоупотребляют своей властью. Сплошь и рядом им не хватает доброжелательности, чтобы правильно обустроить жизнь подопечных. Что ж, пусть он хоть раз останется на несколько мгновений наедине с Иветой. Он безусловно вызовет у нее доверие. Она не упустит такую возможность. Ведь в этих стенах он — повелитель, ему дано право простереть над девушкой властную руку и защитить ее даже от короля.

Они прошли через сад настоятеля и, выйдя на большой двор, направились к странноприимному дому. Кадфаэль уже собирался расстаться с аббатом и вернуться к себе в сад, как оба вдруг замерли при виде нежданной картины. На каменной скамье у трапезной сидела Ивета. Глаза ее были опущены, взгляд устремлен в лежавший на коленях молитвенник. Падавший из-за туч солнечный свет придавал мягкий блеск ее волосам. Подобная сцена опровергла все только что сказанное о девушке: она сидела одна на свежем воздухе и мирно читала. Никого из домашних рядом не было.

Взглянув по сторонам, Радульфус удостоверился, что их действительно нет. Затем он повернулся и направился к девушке. Он ступал почти что неслышно, но, вероятно, Ивета услышала шуршание его сутаны. Она подняла глаза. Ее застывшее лицо хранило чуть ли не ледяное спокойствие. Трудно было сказать, выглядела ли она бледнее обычного. Впрочем, увидев идущего к ней настоятеля, она улыбнулась, по крайней мере губами. Встав с места, она приветствовала Радульфуса изысканным реверансом. Кадфаэль встал за спиной у аббата, с трудом веря своим глазам и не в силах постичь смысл видимого.

— Дочь моя, — кротко сказал Радульфус, — я рад видеть тебя в таком умиротворении. Я боялся, что волнения сегодняшнего утра несказанно расстроили тебя. Меж тем тебе предстоит столь серьезная перемена в жизни, и ты нуждаешься во внимании и покое. Я думаю, ты была лучшего мнения об этом молодом человеке, чем он заслуживал, и никак не могла ожидать такого открытия. Я уверен, что оно тебя потрясло.

Девушка взглянула на него. Лицо ее оставалось окаменевшим и ясным, немигающие пустые глаза ровно смотрели на собеседника. Она сказала:

— Да, святой отец. Я никогда не думала о нем плохо. Но теперь в мою душу закралось сомнение. Я знаю свой долг. — Она говорила очень тихо, но достаточно твердо и обдуманно.

— Покойна ли душа твоя перед завтрашним таинством? У меня тоже есть долг, дитя мое. Это долг по отношению ко всем, кто приходит сюда и о ком мне надлежит печься. Я доступен для всех. Если ты желаешь сказать мне что-нибудь, говори без стеснения: никто не прервет нас и не оспорит твое мнение, я же выслушаю все с вниманием. Твое благополучие, твое счастье — моя забота, покуда ты в нашей обители. А когда ты ее покинешь, я по-прежнему буду молиться о твоем благе.

— Я верю в это, — сказала девушка, — и искренне вам благодарна. Но в душе моей мир и покой, святой отец. Я ясно вижу свой путь, и меня больше не сбить с него.

Настоятель посмотрел на нее долгим серьезным взглядом, она встретила его не дрогнув. На губах Иветы играла бледная, но решительная улыбка. Радульфус задумал высказать все напрямик, ведь это могла быть единственная возможность.

— Я хорошо понимаю, что брак, в который ты собираешься вступить завтрашним утром, очень по сердцу твоим дяде и тетушке. Жених ровня вам и по титулу, и по состоянию. Но по сердцу ли он тебя самой, дочь моя? Ты вступаешь в брак по собственной воле?

Она раскрыла свои и без того большие глаза — лиловые, словно ирисы — еще шире, разомкнула сложенные в невинном удивлении губы и сказала просто:

— Да, конечно, святой отец. Разумеется, по собственной воле. Я делаю то, что считаю для себя разумным и правильным, и делаю это от всего сердца.

Симон Агилон решил воспользоваться выдавшимся у него свободным часом, пока его господин отсыпался после обеда, а также после неизбежного приступа гнева: как и следовало ожидать, сообщение о побеге не обрадовало барона. Выскользнув из дома, Симон поспешно пересек епископский садик. Миновав амбары и фруктовые сады, он выбрался наружу через калитку в стене и оказался в перелеске, тянувшемся параллельно Форгейту. По словам очевидцев, Йоселин скрылся из виду далеко внизу по течению. Вероятно, вблизи того места, где его последний раз видели, он и выбрался на берег. Несомненно, на правый берег, чтобы быть подальше от замка. Зачем вылезать из реки прямо во вражеском логове, даже если там и можно найти укрытие? Лучше попытать счастья на монастырском берегу, где-нибудь подальше, за Гайей.