Дж. Джонс - Пустое зеркало

Климт уставился на него непонимающими глазами.

— Какие дни и часы?

— Повторяю, Климт: дни и часы, когда произошли в Пратере другие убийства. Если почерк убийцы фрейлейн Ландтауэр окажется похожим на остальные, вас могут заподозрить в совершении и этих преступлений. Понимаете?

До Климта наконец-то дошло.

— Да…

— Так что с алиби? — спросил Вертен.

— Дайте подумать. Когда это все было?

Вертен помнил даты, как и большинство жителей Вены.

— Поздно ночью или на рассвете пятнадцатого июня, тридцатого июня, пятнадцатого июля и второго августа.

Климт задумался, затем посмотрел на адвоката.

— Вы что, полагаете, что я помню, чем занимался два месяца назад? Это действительно необходимо?

— Вы ведете какие-то записи, дневник?

Климт удрученно мотнул головой.

— Ничего, Климт. Думаю, пока они ограничатся этим последним убийством. Я советую вам не показываться в своей студии до окончания обыска. Присутствие полицейских, несомненно, будет вас злить, а перебранка с представителями власти нам не нужна. Они, конечно, предъявили вам ордер на обыск?

— Не знаю. Один помахал у меня перед носом какой-то бумажкой.

— Вот что, Климт. Отправляйтесь домой, поспите. Скажите маме, что вам нездоровится.

— Мне нужно быть в Сецессионе. Там уйма дел. У нас в следующем месяце первая выставка, а строители до сих пор не закончили.

— Прекрасно. В таком случае отправляйтесь в галерею. А свою студию обходите стороной, пока я не выясню, что происходит.

Климт облегченно вздохнул.

— Вертен, вы само благородство. Я знал, что на вас можно положиться. А еще говорят, что у адвокатов нет души.

Полчаса спустя Вертен, высокий, худощавый, в хорошо сидящем дорогом костюме и коричневом котелке, вышел на залитую ярким солнечным светом Йозефштедтер-штрассе. И тут же начал насвистывать мелодию из «Летучей мыши» Штрауса. Это было очень не похоже на него, насвистывать, да к тому же что-то из оперетки, — но такое сейчас у него было настроение.

Он чувствовал прилив бодрости и энергии. И причина этому — дело Климта. Адвокат неожиданно понял, что все последние шесть лет страдал. Ему не хватало адреналина, который поступал в кровь, когда он занимался уголовными делами. Вчерашняя беседа с Гроссом помогла ему это понять. Его жизнь стала удушающе скучной.

Гросс, конечно, выдающаяся личность. Еще не такой старый, пятьдесят два года, крупный, краснолицый, узкие усики, вокруг лысины венчик седоватых волос. После выхода в свет в 1893 году сенсационной монографии «Расследование преступлений» он сразу стал известен в Европе и Америке. В этом году ожидается появление его следующего труда «Психология преступления». Гросс также начал выпуск ежемесячного альманаха «Архив криминалистики». Недавно в университете города Черновцы, в Буковине, императорским указом была учреждена кафедра криминалистики, и заведовать ею был назначен профессор Гросс. По пути к месту службы он на несколько дней остановился в Вене.

Вчера за ужином Гросс был чрезвычайно оживлен. Рассказывал Вертену о своих последних делах. Затем удивил тем, что, оказывается, видел труп четвертой жертвы пратерского маньяка. Это ему устроил Майндль, бывший помощник, с которым он работал в Граце. Теперь Майндль занимал довольно высокий пост инспектора венской полиции.

Гросс не мог рассказать Вертену о ранах, какие нанес убийца своим жертвам, потому что дал слово инспектору Майндлю хранить тайну. Только заметил, что это «ужасно и отвратительно».

Вертен, которому в принципе до всего этого не было никакого дела, тем не менее слушал Гросса с напряженным интересом.

А теперь вот случай с Климтом только подтвердил, что последние шесть лет Вертен не живет, а прозябает. Ему просто необходимо снова начать вести уголовные дела. Без них он закиснет.

«Хорошо, что я устроил себе отпуск, — подумал он. — Отдохну от этой скукотищи».

На прошлой неделе Вертен закрыл свой офис на августовские вакации. Через несколько дней ему предстояла поездка к родителям в поместье в Верхней Австрии. Так почему бы эти дни не посвятить делу Климта.

Студия художника располагалась в дворовом флигеле посреди сада. У входа дежурил дородный полицейский с копной темно-рыжих волос, отражавших солнечные блики.

Вертен дотронулся до края шляпы. Полицейский кивнул. В своей плотной синей форме он, должно быть, сильно потел.

— Здесь что-то случилось, господин полицейский?

— Ох уж эти художники. — Полицейский мотнул массивной головой в сторону студии. — Никогда не знаешь, что они вытворят.