Сергей Лавров - Выстрел собянской княжны

Костя умолк, опершись локтями о старый аналой, покрытый вытертой церковной парчой. Друзья, затаив дыхание, смотрели на него во все глаза, ждали продолжения романтической истории. Слышно было, как поверху, над этой кладовкой, полной старой церковной рухляди, ходит меж скамей для певчих дьячок, бормочет молитву и колпачком на длинной палке гасит свечи у верхнего оклада царских врат.

— Ну же! — не выдержал Петька Шевырев. — И она призналась?! Ты арестовал ее?!

— Как я мог ее арестовать?! — вскричал Константин. — Я люблю ее больше всей жизни — как же я мог ее арестовать?! Я пропал, я погиб, все кончено… Мне без нее не жить! — и он в отчаянии уронил голову на аналой, лицом на скрещенные руки.

Вася Богодухов, мальчик с лицом спокойным и благостным, как огонек свечи, ласково погладил Кричевского по ершистому затылку.

— Уныние, Костичка, самый тяжкий грех. Господь даст — все будет хорошо. Что же дальше было с Александрой? Где она сейчас?

— Дома она, где же ей еще быть? — со вздохом отвечал Константин. — Евграфыч отпустил ее. Спросил у нас у всех, хорошо ли мы расслышали сделанное заявление, переписал все фамилии… Она объяснила, конечно, что выстрел был ею произведен нечаянно, во время заряжания револьвера. Станевич велел ей не покидать Петербург и утраты револьвера не допустить, и отпустил… Уважительно даже отнесся, когда узнал, что она княжна!

— А она княжна? — зачем-то усомнился Василий.

— Ну конечно! Если бы ты ее видел, сразу бы поверил!

— Ты проводил ее? — жадно полюбопытствовал Петька, щуря узкие глаза на широкой, круглой, точно сковорода, роже. — Вы целовались?!

— Пристав велел с ним идти, протоколы оформлять, — с сожалением вздохнул Кричевский. — Вот и провозился дотемна!

— А раненый? — спросил Богодухов.

— Какой раненый? — не понял его помощник пристава. — А, этот… Инженер… Ничего! Дали ему опиумных капель, он уснул, и кровотечение остановилось! Только Сашеньку оговорил, гад!

— Он не оговаривал, — мягко поправил друга Василий. — Он правду сказал. Ведь она же в него стреляла.

— Кому она нужна, его правда?!

— Правда нужна всегда, — возразил Богодухов.

— Надо, прежде всего, быть благородным человеком! — возмущенно крикнул Константин. — О других думать, а не только о себе! Она же не со зла стреляла, а случайно!

— А вот в этом разберется наш новый российский суд присяжных! — хохотнул Петька.

— Не будет никакого суда, — убежденно сказал худенький золотушный Васька. — Твой немец выздоровеет, и они помирятся.

— Час от часу не легче! — воскликнул Костя. — А я?!

— А надо думать не только о себе, но и о людях! — подкузьмил его Петька. — Везет тебе, Костька, с княжнами знаешься, не то что мы — только с местными дуньками… Господа, позвольте, теперь я расскажу! Я сегодня в городе, на Невском, в большой думской зале слушал публичные лекции по истории! Профессор Костомаров читал! Народу было — тьма! Уморительно просто! Оказывается, все, чему нас с вами учат в гимназии, — чистой воды вранье!

— Кроме Закона Божьего, — кротко поправил его Василий, наставительно подняв тонкий палец.

— А что это тебя понесло в большую думскую залу? — спросил глухо Константин, не отрывая лица от стола. — Ты прежде не имел такого рвения к наукам!

— Алексей Феофилактыч говорит, что журналист должен постоянно расширять свой кругозор! Я буду ему помогать, бывать на разных подобных собраниях и ему рассказывать, а ежели в последующем у меня и слог выявится, сам начну публиковаться! Представляете?! Во всю страницу в «Петербургском Вестнике» моя фамилия!..

— Он не с Фонтанки, твой Феофилактыч? — угрюмо, со знанием дела поинтересовался Костик. — Не из Третьего отделения? А то он, похоже, в осведомители тебя вербует, а тебе, прянику тульскому, и невдомек!

— Еще чего! — открестился Петька. — У меня своя голова на плечах! Я в утиратели слез [4] Как известно, Николай I, инструктируя шефа жандармов Бенкендорфа, подал ему носовой платок со словами: «Чем больше слез утрешь, тем лучше». не гожусь! Корреспонденты — независимые ни от кого люди!

— Нельзя быть независимым ни от кого, — возразил Богодухов. — Это грех — только от себя зависеть.

— Что ты понимаешь! — свысока похлопал приятеля по плечу Шевырев. — Дремучий ты наш проповедник! С такими, как ты, мы никогда Европу не догоним! Как вы полагаете, месье Кричевский?!

— Не знаю! — отрывисто и нервно отозвался Константин. — Ничего не знаю, ни о чем не могу думать! Только о ней!