Евгений Сухов - Я украл Мону Лизу

Герцог Урбинский считал своим долгом пристрелить волка. Ни о какой поимке хищника не могло быть и речи. Зверь и так уже нанес заповеднику невосполнимый ущерб, а благородные олени стали обходить герцогские угодья стороной.

Отыскав нору волка, егеря тщательно готовились к новой встрече – заготовили такое огромное количество оружия и патронов, как если бы намеревались штурмовать хорошо укрепленный гарнизон.

Соблюдая строжайшую осторожность, егеря оцепили место логова волка, установив на звериных тропах капканы. В местах возможного отхода зверя затаилась засада. Оставалось дожидаться только герцога, который намеревался принять участие в загоне волка.

Герцог Урбинский поднялся на рассвете в приятном предвкушении удачной охоты. Пренебрегая помощью слуг, самостоятельно облачился в охотничий костюм и, остановившись перед коллекцией ружей, после долгого раздумья выбрал подходящее, с длинным стволом и ореховым прикладом, изготовленное под его плечо (недавний подарок Чезаре Борджиа). Все это время Гвидобальдо искал подходящий случай, чтобы использовать его в деле, и вот, кажется, этот день настал.

Взяв канделябры с горящими свечами, герцог подошел к зеркалу и критически осмотрел охотничий костюм, выгодно подчеркивающий его широкие плечи. Подумав, решил воспользоваться соболиной накидкой, которая в утренний час будет весьма кстати. Накидка имела еще и эстетическую сторону – искрящийся мех невероятно подходил к его черному камзолу, а так как на охоту он пригласил маркизу д’Эсте, к которой с некоторых пор питал самые нежные чувства, то хотел выглядеть неотразимым.

Неожиданно дверь широко распахнулась, и в комнату влетел адъютант граф Дюваль. Герцог невольно нахмурился, прежде подобной вольности не наблюдалось. Сам Гвидобальдо не слыл строгим хозяином, но всякое великодушие имеет предел, следует поставить слугу на место. Но, взглянув на его взволнованное лицо, догадался, что случилось нечто невероятное.

– Светлейший государь, прибыли послы от Чезаре Борджиа.

– Опять? – невольно удивился герцог. – И что же они хотят?

– Герцог Чезаре Борджиа объявил нам войну!

– Боже, – невольно простонал герцог, ухватившись за голову, – это в духе Борджиа, взять артиллерию взаймы у друга, чтобы потом этими же пушками грозить ему войной. Насколько же я был глуп, поверив его обещаниям. Где его полки, граф?

– Они на пути к Урбино, думаю, что к городу они подойдут на рассвете.

– Проклятье! – невольно выругался герцог.

Намеченная охота оставалась где-то в прошедшем времени, собственно, как и соблазнительная маркиза д’Эсте. Что-то ему подсказывало, что его собственная судьба разделилась на две неровные части. Теперь ничего не будет как прежде, его удел – изгнание и скитание по чужбинам.

– Будь он проклят! Леонардо знал ли о плане Борджиа?

– Светлейший государь, не время об этом думать.

– А может, это был один из гениальных планов Леонардо?

– Теперь это неважно. Нужно немедленно уходить, – торопил адъютант. – Кондотьеры не пожалеют никого. Ваши кони уже под седлом, спешите!

Герцог испытывал апатию. Окружающий мир поблек и не представлял для него интереса, прожитая жизнь казалась никчемной, все было разрушено в одно мгновение. Помнится, еще утром он хотел соблазнить маркизу д’Эсте, наставив при этом милейшему маркизу Филиппу рога. Какая же это была глупость!

Ноги невольно подогнулись, и герцог опустился на стул. Ружье, выпавшее из рук, громко стукнуло о паркет.

– Я никуда не поеду, – устало объявил герцог, – пусть все останется как есть.

– Вы погибнете! – в отчаянии воскликнул Дюваль.

– Теперь это неважно, – отвечал герцог, поддаваясь все больше унынию, парализовавшему его волю. Видно, так чувствует себя приговоренный к смерти за пятнадцать минут до казни. Если это не так, тогда откуда непонятная покорность, позволявшая палачу накидывать на его шею петлю?

– Вы сегодня отступите, но это еще не поражение. У вас будет время, чтобы собрать воинство и отбить город, – упорствовал граф. – У Чезаре очень много врагов, а с каждым днем число их будет лишь увеличиваться.

– Он пользуется поддержкой Папы. Вряд ли кто посмеет выступить против Александра Шестого.

– Понтифик не вечен, – сдержанно заметил адъютант. – Он стар и немощен. Уверен, что он долго не протянет. А когда Чезаре лишится своей главной опоры, тогда он сделается смертельно уязвимым.

Герцог отрицательно покачал головой: