Евгений Сухов - Я украл Мону Лизу

– Картина у меня, – согласился Голицын и положил черную холщовую сумку на стол. – Теперь позвольте полюбопытствовать, чем располагаете вы?

– Вполне законное требование.

Распахнув дверцу шкафа, он достал саквояж, матово затемневший коричневой кожей, щелкнул замками и, раскрыв его, торжественно произнес:

– Пожалуйста! Можете удостовериться.

Михаил Голицын взял пачку денег, перетянутую казначейской ленточкой, и, не скрывая удовольствия, вдохнул свежую типографскую краску. В ноздрях приятно защекотало. Так могут пахнуть только очень большие деньги. Это запах настоящего богатства. Такой аромат могут иметь самые безумные желания: от сафари где-нибудь в закоулках тропических лесов Африки до путешествий по всему миру, где будут великолепные отели, развлечения, дорогое шампанское и, конечно же, самые красивые женщины, каких только можно себе представить…

На такие деньги можно купить все!

Новенькие, перетянутые банковскими ленточками, только что вышедшие из-под типографского станка, купюры выглядели словно невеста в канун брачной ночи. Их немедленно хотелось распечатать. Лишившись своей невинности, банкнотам предстоит пройти через сотни рук, пока они не превратятся в ветхие затертые дензнаки. И все равно они останутся самой желанной вещью на свете.

– На первый взгляд впечатляет, – усилием воли, подавляя торжество, отвечал Михаил. – Разрешите? – взялся он за банковскую ленточку.

– Пожалуйста. Это ваше право, – легко согласился Фернандо.

Сорвав ленточку, князь Голицын разложил деньги веером, пытаясь отыскать изъяны. Все номера разные, водяные знаки отчетливо пропечатаны, безо всяких размытых контуров. Ничего кустарного, именно так должны выглядеть дензнаки, гарантированные государственным золотым запасом.

Вскрыв вторую пачку, князь Михаил столь же внимательно осмотрел каждую банкноту. Определенно безо всякого подлога. Аргентинец выглядел совершенно спокойным и со снисходительной улыбкой наблюдал за действиями гостя. Точно с таким же выражением любящий родитель взирает за барахтаньем своего чада в глубокой луже. Ничего страшного, с возрастом все это проходит.

Проверив остальные пачки, князь удовлетворенно кивнул:

– Кажется, все верно.

Аргентинец громко расхохотался:

– Ха-ха! Как вы сказали? Кажется… Ха-ха! Весьма занятно. Вы очень большой шутник. Жаль, что не знаю, как вас зовут. Если бы мы с вами работали вместе, уверен, мы непременно бы с вами поладили. Теперь ваш черед. Показывайте!

– Да, конечно!

Развязав тесемки, Воронцов вытащил из сумки картину и аккуратно положил ее на стол. Аргентинец невольно подался вперед, впившись в «Мону Лизу» полыхающим взглядом. Пожалуй, что так можно взирать только на желанную любовницу.

– Не правда ли, она прекрасна? – спросил Голицын.

– Полтора миллиона франков… – задумчиво протянул Алонсо. – Открою вам маленький секрет, картина настолько прекрасна, что я готов был выложить за нее втрое больше!

– Значит, я продешевил.

– Теперь это уже неважно.

– Что вы будете делать с картиной? – спросил Голицын, уложив деньги в припасенную сумку.

– Вам действительно это интересно? – удивленно посмотрел аргентинец на гостя.

– Просто удовлетворяю свое любопытство, хотя, впрочем…

– Цель достигнута, ничего такого я делать с ней не собираюсь, – равнодушно пожал плечами баловень судьбы. – Просто брошу ее в печь! Люди недостойны того, чтобы созерцать столь совершенную красоту.

Неужели аргентинец из того племени людей, что хотят прославиться, уничтожая гениальные творения? Интересно, кто же перед ним: безумец или человек, одержимый какой-то навязчивой идеей? На какой-то момент Голицын даже позабыл, что это всего лишь копия.

Видно, на его лице отобразились какие-то существенные перемены, потому что уже в следующую секунду Алонсо Фернандо жизнерадостно рассмеялся, произнес:

– Вижу, что вы побледнели. Это хорошо. Значит, я приобрел то, что так долго искал. А если говорить серьезно, так я повешу ее в своем кабинете на ранчо. Вряд ли среди моих слуг отыщутся искусствоведы, способные оценить настоящую стоимость картины. Говорят, что у французского короля Франциска Первого «Мона Лиза» висела в его бане в Фонтенбло. Мои породистые лошади ничем не хуже тех фрейлин, с которыми он купался. Так что у «Джоконды» будет вполне подходящее окружение. Ей ничего не угрожает. А вот вам я желаю не надорваться, – показал он на объемную сумку с деньгами. – Сейчас это очень тяжелая ноша.