Вениамин Кожаринов - Завещание барона Врангеля

Пока Дибич размышлял таким образом, Николай взял со стола тисненую золотом папку, куда дежурные офицеры ежедневно клали для ознакомления документы, и вынул из папки очередную бумагу. Дибич понял, что Николай не отпустит его за просто так.

— Давеча мне доставили еще один пасквиль… Прочти-ка его вслух, а то, я вижу, тебе нейдут на ум мои подозрения!

Дибич принял из рук императора лист, на котором в левом верхнем углу была сделана приписка: «Иван Соколов, 40 лет, уроженец Нижегородской губернии, из церковников. Капитан лейб-гвардии Казачьего полка. За упуск арестантов из гарнизона в 1808 г. бит шпицрутенами. В 1819 г. разжалован в рядовые за дурное поведение».

Дибич глянул мельком на императора. Тот стоял, опершись мощными ягодицами о край стола. Руки его лежали на груди крестом.

Дибич начал читать:

— «Уважаемый Ерофей Андреевич! Войско наше расположилось в сорока верстах от Москвы, по Петровскому тракту. Надобно сперва сказать насчет дороги, кою здесь строят… Каждая ее верста обходится казне по пятидесяти тыщ серебром. Солдату в день дают на вино и говядину…»

— Опусти это… — Николай недовольно поджал губы. — Читай, где подчеркнуто!

Дибич скользнул взглядом вниз по странице. Красная полоса начиналась с середины строки:

— «…я вам скажу по секрету об Александре Павловиче и кончине его. Все, что прежде вам сообщали, враки. От сержанта, который всегда находился при дворе, знаю доподлинно, что произошло на самом дело. Не доезжая Таганрогу, мост на реке был подпилен, чтобы государю была кончина жизни. Но какие-то господа сказали ему: не езди государь! Царь ослушался. Как въехал на мост — так и провалился. Все же кучер государев сумел назад повернуть. Но там его уже поджидали. Оглушили, иссекли грудь и тело — вот его кончина. Известно, куда след идет… Однажды граф Воронцов сказывал государю: что ваш род Романовых! Он существует двести лет, а мой столько-то сот. Так мне и должно быть царем, а ты самозванец. Этот граф установил закон масонской веры и закон республики. Он знал, что Константин Павлович не может быть государем, но хотел, чтобы солдаты присягнули преклоненному знамени, а потом это знамя развернули бы, а оно республиканское. Ничего возвернуть уже было бы нельзя, а солдатам гвардии прислали за верность по 500 рублей и вольные паспорта. Но этого Бог не допустил…»

На этом красная черта обрывалась. Дибич был в недоумении: ум его не привык выходить за пределы понятных определений о «врагах» и «друзьях», а в пасквиле и те и другие смешались воедино. Домысливать что-то сверх очевидного у Дибича не было ни желания, ни изворотливости ума.

— Не слишком ли много, Иван Иванович, совпадений в разных доносах? — Николай продолжал гнуть свою линию. Император заранее решил поручить дело есаула Дибичу, хотя само собой напрашивалось, что сподручнее было бы заняться им ведомству Бенкендорфа. Тут у Николая были свои мотивы… При всем уважении к шефу жандармов император помнил, что тот служил в юности флигель-адъютантом Павла I. Но молодого прапорщика опекал не столько Павел, сколько его властолюбивая супруга Мария Федоровна. Николай был неплохим психологом и понимал, что ранние привязанности очень крепки. Попечительство ныне вдовствующей императрицы вряд ли забыто Бенкендорфом, а посему Николай опасался, что от него подробности есаулова дела дойдут до матери. Против этого у императора были весьма веские основания.

Дибич продолжал молчать. В конце концов, это была личная проблема Николая. Между тем император вышагивал по кабинету, посматривая то на Дибича, то на портрет покойного брата на стене.

— Видишь ли, Иван Иванович… — Николай кашлянул в кулак. Грешным делом я начал сомневаться в свидетельстве Виллие и Стофрегена. О прочих медиках уж и не говорю! Тело Саши прибыло в Петербург в таком виде… а тут еще этот фельдъегерь… Николай имел в виду лейтенанта Маскова. В подметных листовках, имевших хождение в солдатских казармах, утверждалось, что в Петербург из Таганрога доставили тело не Александра, а названного фельдъегеря, умершего трагической смертью в Крыму в начале ноября 1825 года.

— Может быть, это не более чем домыслы, но не кажется ли тебе странным, Иван Иванович, что есаул столь уверен в своих показаниях? — Николай продолжал искать у Дибича поддержки, и молчание генерала начинало его раздражать. — Подробностей он не сообщает, но обещает открыть их при личной встрече. Кстати, что это за странная фамилия: Анцимирисов? Впрочем, в этом ли суть! Я хотел просить тебя, Иван Иванович, и просить приватно… да, именно так! — подчеркнул Николай, — чтобы ты нашел мне честного офицера, коему я мог бы довериться, как самому себе.