Андрей Баранов - Павел и Авель

Морозявкин же в другой раз мог бы весьма сильно обрадоваться возможностью насладиться прелестной наготой недоступной прежде агентессы, а заодно отомстить в ее лице всем шпионам Тайной экспедиции, однако его по-своему гордой натуре претило то, что совокупление происходило насильно, то есть напоминало изнасилование, причем насиловали его самого. Кроме того он боялся, что возбуждение покинет его раньше чем графа, и тогда его и впрямь сгноят в карцере, которые ему зело надоел, а посему он сам нарочно подставлялся под удары плетей, дабы продержаться подольше.

Лиза же пребывала просто в шоке и глубочайшем разочаровании от крушения ее романтических мечтаний на предмет графа и от необходимости терпеть премного неприятного ей Вольдемара. Впрочем, ее состояние никого из окружающих решительно не интересовало.

– Да это просто какие-то жеребцы! – сказала настоятельница с невольным уважением. – Прошел битый час, а их фаллосы все еще крепки! Но и мы не простушки. Сестры, раздевайтесь, рано или поздно они сдадутся. Есть доброволицы?

Желающих попробовать «на вкус» сексуальные достоинства путешественников оказалось так много, что настоятельница даже растерялась. Юные послушницы весело скидывали рясы и лезли на графа Г., Морозявкина и даже Лизу в таких количествах, что путникам грозила опасность неминуемо задохнуться и запутаться в чудовищном количестве женских ног, рук, грудей и прочих частей тел монашенок. Они облизывали их тела и ласкали «инструменты» ртами и прочими нежными деталями так рьяно, что любой другой, кроме русских странников, давно бы уже умер под этим натиском.

– Как? Что я вижу? – возопила настоятельница в изумлении. – Две дюжины лучших наших дев не могут заставить их устать… Во всяком случае этого не видно на глаз, да и на ощупь незаметно. Вот что значит флагелляция, мы слишком сильно их нахлестали! Ну ничего… есть еще одно средство.

С этими словами местная учительница Эроса отпихнула в сторону Лизу и сорвав с себя платье, как будто бы оно загорелось, обнажила свое роскошное смуглое тело. Монахини прикрыли рукой глаза, как бы от солнца, и даже граф Г. залюбовался.

– Иди ко мне и возьми меня! – приказала настоятельница графу. – А ты, ты возьмешь его! – велела она Морозявкину в тот момент когда граф с удовольствием принялся выполнять ее поручение.

– О нет! Нет! Так нельзя! Я не хочу! Он не в моем вкусе, сеньорины! Уйди, противный! – в миг граф Г., не успев насладиться настоятельницей как следует и сделав лишь несколько движений, потерял все свое мужество, и попытался увернуться от рук и фаллоса месье Вольдемара, но наставница крепко вцепилась в его бедра, а монахини – в длани, лишая свободы передвижения.

– Бери его, овладей его темной пещерой, воткни в нее свой меч, иначе засеку и залюблю насмерть! – услышав эти слова, заколебавшийся было Морозявкин осознал их страшный смысл, так как уже поднаторел в итальянском.

Он, закрыв глаза, дабы не видеть собственного предательства, двинулся к аппетитной части тела графа на ощупь. И неизвестно чем бы все это кончилось, если бы за стенами монастыря не послышалась внезапно ружейная пальба и пушечная канонада.

Дело в том, что уже наступил прекрасный месяц май. И как раз с его наступлением Наполеон Бонапарт не нашел ничего лучше, как объявить Венеции войну. Последний дож тут же созвал Большой совет, который принял мужественное решение – сдаться на милость победителя немедля. Так пала великая республика Сан-Марко, и дож Людовико Манин отрекся, и даже, как свидетельствует госпожа История, наконец-то выкинул чепец, который всегда одевал под корону, сообщив слуге, что он ему не потребен более.

Войско Наполеона триумфально заняло Венецию. Ей предстояло разграбление, также как и здешним церквям с монастырями, а львам площади Сан-Марко – гибель, равно как и мастерским муранских стеклодувов, и «Золотой книге», которой было уготовано публичное сожжение. Далматинские солдаты прошивали воздух выстрелами, оставляя городские стены – именно эти выстрелы спасли невинность графа Г., если можно так выразиться, и позволили ему остаться друзьями с Морозявкиным. Монахини в ужасе разбежались от пальбы, что помогло путешественникам наконец одеться, тайком выбраться из опустевшего монастыря и продолжить свой путь, причем Лиза, граф Г. и Вольдемар поклялись друг другу никогда не вспоминать об этой ужасной истории, столь тяжко отразившейся на их нравственности.