Андрей Баранов - Павел и Авель

Портовые кабаки угощали моряков и всех желающих рыбными блюдами, кислый суп из угря с овощами и засушенными фруктами сдабривался уксусом, и наши путники конечно попробовали все что смогли. Вольдемар даже напоследок не удержался от десерта из красных фруктов с сахаром, ванильным соусом и сливками, под названием «Rote Grütze», продукта северных земель, благо платил не он. К удивлению Лизы и графа Г. живот у него вполне выдержал это суровое испытание.

До вечера путешественники бродили по временно оккупированной ими территории, обращая свое внимание то на одну, то на другую достопримечательность, в частности Лесистратова не прошла мимо местного оперного театра, который появился здесь еще в XVII веке, рассчитывая зайти в него как только будет несколько посвободнее. Великий композитор Гендель уже поставил тут свою дебютную оперу «Альмира», правда Брамс родиться еще не успел. Тем не менее ко времени описываемых событий тут появился и германский национальный театр, детище Готхольда Лессинга, в общем было на что со вкусом посмотреть, для чего конечно следовало стряхнуть с себя пыль скучных дел и выкроить времечко. Лиза даже понадеялась, что заблудшая но важная тетрадь сама прыгнет к ним в руки, и далее можно будет свободно пройтись по местным лавкам и очагам великой германской культуры.

Церковь святого Михаила по праву считалась символом Гамбурга. Первый вариант ее постройки, готический, волией божию сгорел примерно за полвека до исторического визита графа Г. и сопровождавших его лиц в вольный ганзейский город, однако архитектор Зоннин быстро, всего через двенадцать лет, возвел новый храм в веселом стиле барокко. Высокая колокольня служила ориентиром для кораблей в порту.

На этот раз приятели, опасаясь что их выгонят, не стали задерживаться в лютеранской церкви после службы, а решили проникнуть в храм в назначенное время. Ровно в полночь три тени пересекли примыкающую к церковному зданию площадь, и прижимаясь к стенам проникли внутрь. Граф Г. опасался, что придется прибегнуть к вульгарному взлому, однако к большому своему удивлению ночные гуляки обнаружили что дверь услужливо оставлена незапертой. Внутри не было ни души. Приятный барочный интерьер ночью выглядел мрачным, скамьи пустовали, белые балконы с позолотой казались черными. Впечатлительному Морозявкину немедля захотелось уйти прочь. Даже графу Г. стало не по себе.

– И зачем мы только приперлись сюда, прости Господи! – возопил Вольдемар сдавленным шепотом. – Черт принес, не видно ни зги.

– Истинно молвишь, – поддержал его граф. – Огня бы зажечь, темно как у негра в… ну скажем в носу!

– Скажите спасибо, что я о вас позаботилась. Сейчас зажжем! – с этими словами Лесистратова зажгла походный морской масляный фонарь, голландской ручной работы, позаимствованный ей где-то в штаб-квартире Вест-Индской компании по неистребимой сорочьей привычке.

– Что бы мы без вас делали мадемуазель! Вы наша спасительница… Что… что это там? Что это белеет?

Граф Г. сделал несколько неверных шагов к алтарю и большому органу. Лесистратова подняла светильник повыше, и тут они увидели страшную картину – на распятии поверх фигуры Иисуса висело еще одно тело, голое, распятое и выпотрошенное. На лице несчастного сохранялось посмертное выражение неописуемого, дикого ужаса. Лысая голова его была неестественно запрокинута, мертвые глаза глядели куда-то в потолок. Несмотря на все свое отвращение граф Г. вгляделся в него попристальнее.

– Да ведь это… это…

– Это он! Аббат! – вскричала Лиза в паническом ужасе и голос ее сорвался на хрип.

– И верно. Наш новый друг – аббат Ларудан. Вот где довелось увидеться, – мрачно подвел итог граф.

– Ну он почти не изменился, полысеть ему уже не грозило… А рожа-то – будто его на прощание дьявол поцеловал! – заметил Морозявкин непочтительно.

– Не богохульствуй! – остановил его граф поспешно. – Хоть он и не был православным, все же христианин… какой-никакой. Кто же это сделал?

– Не иначе как черный… ну, Он! Вот тебе и дружеская встреча, это ловушка, господа! Нам надо уходить, – поспешно сказала Лесистратова, отступая к выходу.

Но было уже поздно. Привлеченный мерцающим светом, в раскрытую дверь зашел какой-то гуляка, и несмотря на то, что и сам не вполне трезво держался на ногах, все же успел заметить страшную картину. Его крик разорвал тишину. Миг – и вот уже ночная стража, привлеченная суматохой, бряцала доспехами и оружием, спеша к знаменитой церкви, и негодуя что кто-то посмел нарушить покой спящего городка.