Андрей Баранов - Павел и Авель

– О, это называется «гезеллинг», это старая грустная легенда, – пояснила ему эрудированная сыщица.

– Поведайте нам ее! – немедленно попросили граф с Морозявкиным наперебой.

– Ах, извольте. Еще в начале нынешнего столетия испанский герцог Альба, этот тиран, запретил бедным голландцам вешать на окна шторы, дабы испанцы могли видеть все, что замышляется внутри помещений. Но к счастью эти времена прошли, и теперь сей термин означает уют и покой… Ну и конечно заботу о своем окне, тем паче что на каждом этаже их немного. Ву компрене?

– О, мерси, мадам! – спутники агентессы были вполне удовлетворены.

Так за разговорами они плутая по городу зигзагами наконец вышли к Западной Церкви. Ее высокие окна радовали глаз. Граф, не медля ни минуты, перекрестился трижды, истово и размашисто, нимало не заботясь о том, как крестятся жители страны, в которой довелось пребывать, слева направо или же справа налево, двумя перстами или тремя. В храме тем временем шло богослужение, в чем они и убедились зайдя внутрь. Не особенно разбираясь в местных церковных песнопениях, приятели встали несколько поотдаль от остальных прихожан, созерцая внутреннее убранство молельного дома.

– Ах как чудесно и возвышенно звучит орган! – вы чувствуете, граф? – воскликнула Лесистратова.

– О, органная музыка – это моя любовь, и я готов слушать ее вечно, однако пристало ли православной девице столь долго пребывать здесь, в протестантской обители? – вопросил граф Г., которому все это признаться уже начало надоедать.

– Ну что вы, граф, сюда ходит только самая избранная публика с Больших каналов, это вполне респектабельное общество! Орган бесподобен, и какой огромный… А как поют церковные колокола… Длинный Ян, на местном наречии Lange Jan – это самая высокая колокольня в городе. А на ее вершине – императорская корона!

– Зато внутри чистенько, но бедненько! – встрял в богословскую беседу Морозявкин.

– Так принято, в интерьере ничего лишнего… а снаружи – готика. Но пойдемте, господа, нам же надо спрятаться!

С этими словами Лесистратова увлекла своих удивленных спутников за колонны. Там они схоронились за каким-то пилястром, и сидели тихо как мыши до самого закрытия богоугодного заведения. Луна светила сквозь стрельчатые окна, ее неверный свет метался по всему пространству церковного помещения. Дождавшись вечернего часа, Лиза выскользнула из укрытия, и начала с тщанием обыскивать и обнюхивать все пространство.

– А что же нам понадобилось в сих чертогах? – графу давно уже надоело выполнять работу Тайной экспедиции, тем более что это пока что не приносило никаких плодов.

– То же что и обычно, граф Михайло – но на этот раз мы ищем могилу Рембрандта! – ответствовала Лиза кратко, не обращая внимания на Морозявкина, присвистнувшего от удивления.

– Бог мой! Так вот почему вы ей интересовались, сударыня! Но что нам в той могиле, и стоит ли молодой девушке транжирить лучший цвет своей жизни, копаясь в смрадных склепах? – вопросил граф, удержавшись от того чтобы не присвистнуть по примеру приятеля, чего ему сказать по правде весьма хотелось.

– У меня была весточка… зело любопытная… что какие-то шутники оставили нашу тетрадку там…

– Шутники? Видимо и взаправду… Кто и что тут будет искать? Нет, нет, все это чушь и бред, игра больного воображения. И причем здесь бедняга Рембрандт, мы даже не знаем в каком углу упокоились его кости. Да и здесь ли они вообще? – граф был решительно недоволен таким странным времяпрепровождением. Он предпочел бы провести вечер и ночь гораздо веселее.

– Но если мы не найдем могилу сейчас, ее уже не найдут никогда! Говорят, его отравили свинцом, что был в красках, кстати тут же захоронена и последняя любовь маэстро – Хендрикье Стоффелс и их сын, – отвечала ему начитанная Лесистратова, и тут она была пожалуй даже чересчур права – склеп великого живописца окончательно потеряли и не смогли обнаружить даже много веков спустя.

– А я думал, что он был добропорядочным христианином, и похоронен вместе с женой… – пробормотал граф Михайло.

– Ах, нет, его супруга погребена в Старой церкви, Oude Kerk, а сам он умер в нищете…

Тем временем отколовшийся от группы Морозявкин рыскал туда-сюда, никем не останавливаемый, и вдруг под сводами Вестеркерка раздался его сдавленный стон.

– Нашел, нашел! – вскрикивал он, приплясывая в неверном свете луны как одержимой пляской святого Витта.

– Что ты там нашел? Какую-нибудь гадость? – пожал плечами граф Г.