Александр Сухов: Джоконда улыбается ворам

– Послали, – отвечала одна из женщин, находившихся в комнате, – вот только никак не является.

– Наш доктор все время так, – недовольно пробубнила старуха, – когда он нужен, так никогда его не дождешься. Наверное, опять где-нибудь с приятелями в трактире сидит.

Старуха присела на стул рядом с роженицей и, растянув бесцветные губы в щербатой улыбке, спросила:

– Как ты себя чувствуешь, деточка?

– Болит, – пожаловалась роженица, – внизу живота…

Отхлынувшие воды на какое-то время принесли облегчение, а потом вновь, скривившись от новой раздирающей боли, Катерина завопила в голос:

– Не могу более!

– Конечно, милая, ты ведь рожать собралась. Без боли ребеночка не родить. – Потрогав упругий живот роженицы, старуха неодобрительно покачала головой: – Ребенок очень большой, как бы не перевернулся. Вот что, ждать больше не будем. А то совсем худо станет… Литта, принесите кувшин с водой.

– Сейчас! – Придерживая длинное платье, девушка выскочила за порог.

Через открывшуюся на мгновение дверь в комнату хлынул поток весеннего воздуха, остудив раскрасневшееся лицо роженицы. Через минуту девушка вернулась с кувшином и протянула его старухе.

Взяв кувшин, старуха заглянула женщине в глаза, расширенные от боли.

– Ничего, Катерина, потерпи, скоро все закончится.

– Моченьки моей больше нет терпеть, что же он меня так мучает! – прошелестела она пересохшими губами.

– Это всегда так бывает, значит, потом много радости принесет. Ну-ка, деточка, подними головку, испей водицы, – поднесла она ко рту роженицы чашку с водой. Заливая белую рубашку, роженица сделала несколько судорожных глотков. – Вот так, миленькая, вот так… Отпей еще.

Катерина вдруг выгнулась и закричала, расплескав на подушку остатки воды.

– Ой, не могу! Розалина, голубушка, сделай же что-нибудь!

– Сейчас, милая, сейчас! – забеспокоилась старуха. – Стянув с роженицы одеяло, сказала: – Ноги согни, дуреха! Ноги… Вот так. А теперь тужься, милая, что есть силы тужься!

– Больно мне! – завопила Катерина.

– Потерпи, немного осталось… А вот и головка его показалась… Пошел, сердешный, – протянула повитуха ладони. – Сейчас я его вытяну. Эх, ты!.. Еще и не с такими справлялась! Все хорошо будет! Потерпи малость. Эх, какой громадный уродился, – всерьез подивилась старуха. На лице разродившейся женщины отразилось блаженство. Пересохшие губы растянулись в улыбку. – Сейчас мы тебя освободим, милок, – пообещала старуха и коротким несильным ударом отсекла остро заточенным ножом пуповину, предоставив младенцу свободу. Младенец сморщил красное личико и громко закричал.

– Сынок у тебя родился, – старуха поднесла ребенка к лицу Катерины. – Посмотри, какой он у тебя красивый. Копия мессер Пьеро!

Дверь с шумом распахнулась и в комнату вошел доктор в темном плаще с капюшоном. Следом за ним проскользнула молодая румяная девушка:

– Сюда, доктор.

– Ну-с, где роженица? – слеповато глянул он по сторонам.

– Разродилась Екатерина, – посмотрела на вошедших Розалина. – Мальчик у нее!

– А я-то думал. Оно и славно…. – спокойно отреагировал доктор.

– Ну чего стоишь, Литта? – повернулась повитуха к девушке. – Беги к мессеру Пьеро, порадуй его вестью о сыне. Глядишь, отрезом на платье пожалует.

– Бегу, Розалия, – обрадованно пискнула девушка. И опрометью бросилась в распахнутую дверь.

– Да смотри не упади, – напутствовала старуха, – а то лоб расшибешь!

* * *

– Мессер Пьеро! У вас родился сын! – вбежав в комнату нотариуса, восторженно воскликнула Литта.

Новость о рождении сына мессер Пьеро встретил безмятежно, если не сказать равнодушно. Не обремененный брачный узами, он мог назвать еще три дома в Винчи, где за прошедшие два года у него народились наследники. Их появление на свет никак не повлияло на его судьбу и не прибавило оснований для радости. Принадлежавший к потомственным нотариусам, мессер Пьеро мог позволить себе некоторые фривольности, а так как он был мужчиной видным и весьма состоятельным, то редко какой девушке удавалось устоять перед его обаянием и настойчивыми ухаживаниями. Но с Екатериной, в отличие от прежних его возлюбленных, Пьеро связывали длительные отношения и в Винчи упорно говорили о том, что после рождения ребенка он непременно на ней женится.

Едва улыбнувшись, мессер подошел к буфету, где в высоких стеклянных бутылках настаивалось домашнее вино, и разлил его в два высоких бокала. Девушка, не решаясь пройти в комнату, дожидалась ответных слов Пьеро. Ободряюще улыбнувшись, Пьеро взял бокал и, протянув один из них девушке, спросил: