Кристоф Доннер - Король без завтрашнего дня

— Единственная сохранившаяся до нынешних времен проблема, связанная с ним, это письмо, которое я получил от него по прошествии нескольких дней после той встречи. Это письмо я сохранил, в отличие от всех остальных, которые приходили позже; те я сразу выбрасывал в корзину, полагая, что будет много чести для автора, если я буду их читать, но то письмо до сих пор у меня. Оно содержит в себе угрожающую фразу: «Даже не думай общаться с Мартеном, это чистой воды сталинист». Я сохранил его, чтобы при случае показать младшему брату.

— Твоего младшего брата зовут Мартен?

— Да. И каждый раз, когда я знакомлюсь с каким-нибудь Мартеном, мне это кажется странным. Такое ощущение, что я имею много чего ему рассказать.

— Когда мы впервые встретились на съемках твоего фильма, мне показалось, что ты сразу остановил на мне внимание.

— В общем, так и было. Идем дальше. Жаку-Рене Эберу было девять лет, когда его отец умер. Это была катастрофа. Прежде всего потому, что он обожал отца, а теперь оказался один среди женщин — матери и двух сестер. Но еще и потому, что старый Эбер не оставил семье фактически ни гроша. Он потратил состояние собственного отца на свою политическую деятельность, предпочтя добрую репутацию прибылям, а моральный авторитет — власти денег. Это, конечно, было похвально, но вдова с детьми остались ни с чем. Всеобщее уважение, которым она пользовалась и после смерти мужа, не приносило никаких доходов. Ей пришлось продать ювелирную мастерскую и оба магазина. Она также сдала в аренду сад и поселилась во втором этаже дома, который я тебе показывал сегодня утром, — через три улицы от того, где я жил, когда приезжал сюда на каникулы.

Отныне все свои надежды вдова Эбер возлагала на сына, которому предстояло в будущем поступать в университет. Это был единственный шанс когда-нибудь вернуть себе все утраченное. Крушение было слишком тяжелым испытанием для этой женщины, вышедшей из мелкого провинциального дворянства и привыкшей к почестям и безбедной жизни.

Но она не знала, что делать с образованием после кончины мужа. Иезуитов больше не было, их колледж перешел к каким-то безвестным выскочкам. Если бы старик Эбер прожил еще три-четыре года, они отправили бы сына в Голландию или Швейцарию, куда в большинстве своем и перебрались иезуиты. Кстати, они очень быстро пришли в себя, организовались заново и, одержимые ненавистью к Бурбонам, начали строить планы мщения. Они издавали сборники памфлетов, где высмеивали королевскую семью и министров. Забавно, что если бы старый Эбер отправил сына учиться в Голландию или Швейцарию и того воспитали бы озлобленные иезуиты, клеветники наихудшего сорта, то его карьера памфлетиста почти не отличалась бы от той, какой она в конце концов стала: так или иначе, он стал бы редактором «Папаши Дюшена».

Итак, в одиннадцать лет Жак-Рене отправился в алансонский колледж. Его приняли там без особого почтения, как любого другого, чем он был немало оскорблен. Но новые преподаватели не знали имени его отца — они были не местные, да и вообще говоря, они мало что знали. Для них не существовало авторитетов помимо авторитета учебной программы. Они представляли собой тип «учителей-новаторов» — такие были всегда и всегда будут. Реформаторы с большими амбициями и большим самомнением. Они были адептами свободы и новизны и питали отвращение к дисциплине. Даже соблюдение гигиены казалось им устаревшим предрассудком. Так что в смысле «современности» алансонский колледж побивал все рекорды — он превратился в средоточие самодовольных невежественных подростков, которые читали только Дидро и Руссо — новых апостолов. Не нужно слишком глубоко копать, чтобы обнаружить корни морали Эбера: они уходят в сиротское детство, когда он оказался меж двух огней — между семейным крахом и небрежением наставников.

— Почему ты не ешь?

— Все уже остыло.

— Еще бы не остыть.

Тарелка Мартена была пустой и абсолютно чистой — ему очень понравился сливочный соус с шампиньонами, смешанный с кальвадосом, в то время как эскалоп Анри так и оставался нетронутым. Сейчас он напоминал одну из тех фотографий, что помещают в меню китайских ресторанов.

Анри и Мартен прикончили бутылку вина, не заметив этого.

— Я закажу десерт, — сказал Анри. — Что еще интересно, но об этом мы поговорим в другой раз, Жак-Рене Эбер был почти ровесником Людовика XVI, и они оба осиротели почти одновременно, с разницей в два месяца. Кроме того, что эти две смерти отчасти между собой связаны, они еще и последовали одна за другой. Это очень важно — тот факт, что Людовик XVI стал сиротой в восемь лет.