Нэнси Бильо - Крест и корона

Но, к моему ужасу, Джейкоб повернул в сторону от локуториума и других комнат, куда позволялось входить посторонним, — к ним относились кабинет настоятельницы, а также жилые комнаты для постояльцев и путников, останавливающихся в Дартфорде, чтобы переночевать, — и направился прямо в сердце монастыря.

Он вытащил ключи у дверей, ведущих в клуатр, зал капитула, церковь, трапезную, кухни и спальни.

— Джейкоб, что вы делаете? — спросила я.

Он молча открыл дверь.

— Пока я видел здесь лишь сплошное нарушение правил: сначала правила гостеприимства, теперь самого строгого — правила затвора, — раздраженно проговорил брат Ричард. — Боюсь, те, кто хвалил монастырь, ошибались.

Я скосила глаза на брата Эдмунда, надеясь, что тот успокоит своего возмущенного товарища. Но он молчал, погруженный в собственные мысли.

Джейкоб смотрел только на меня.

— Идите в церковь, — прошептал он, держа дверь.

Мы втроем перешагнули через порог, и Джейкоб запер за нами дверь.

Наступило время комплетория, священной доминиканской службы, — совершенно неподходящий момент для возвращения, да еще в сопровождении двух братьев. Но я не знала, что еще можно сделать в такой ситуации, — Джейкоб явно выжил из ума. Он всегда был так предан настоятельнице. Я не могла представить себе, что с ним случилось.

— Ступайте за мной, — сказала я.

Мы направились в сторону клуатра — открытого дворика и сада в центре монастыря. По каждую сторону клуатра находились галереи с колоннами. Мы быстро добрались до дальнего коридора, ведущего в церковь. Моя радость от возвращения в Дартфорд была омрачена недоумением. Я не слышала ничего — ни пения, ни чтения молитв, ни антифонов. Как странно, комплеторий — это ведь не собрание немых.

Едва ступив на землю монастыря, я почувствовала: здесь что-то случилось. Теперь меня охватил страх.

Мы подошли к арочному входу в изящную Дартфордскую церковь. Поклонились, потом окунули пальцы в чашу со святой водой и осенили себя крестным знамением. Но я почти ничего не видела. Густая волна благовоний нахлынула на меня, заполнила нос, горло, глаза. Я никогда не вдыхала столько благовоний. Помимо лаванды явственно ощущался еще и запах розмарина. По апсиде мерцали свечи, отвоевывая пятна света у густого благоухающего облака. Голова у меня слегка закружилась.

И все же сестры Дартфорда в полном составе были здесь. Две дюжины женщин стояли на своих местах. И теперь, находясь среди них, я поняла, что они вовсе не хранили безмолвие. Они плакали.

Я пригляделась. В полукруге стояли длинные мостки, накрытые черной материей.

Облако благовоний рассеялось, и я увидела бледное лицо той, что лежала на мостках. Потом поняла, что материя — это длинное траурное покрывало.

Я сделала шаг к мосткам, еще один. Я узнала этот профиль, эти морщинистые щеки. На мостках лежала наша настоятельница Элизабет Кросснер.

Первой меня увидела сестра Джоан Вейн. Она оставила свое место и быстрым шагом пошла по центральному проходу.

— Почему вы здесь? — спросила она строгим голосом. — Вы должны быть в локуториуме. И еще привели сюда этих братьев. — Она нахмурилась, посмотрев на брата Эдмунда и брата Ричарда.

Я была настолько потрясена при виде мертвой настоятельницы, что ничего не ответила сестре Джоан. Никак не могла поверить случившемуся. Я всю дорогу обдумывала, что скажу настоятельнице Элизабет, представляла, что она ответит мне своим тихим вкрадчивым голосом.

Сестра Джоан схватила меня за руку и подтолкнула к братьям, которые ждали у входа в часовню. Меня не удивило, что она командует в монастыре: эта женщина всегда была строгим циркатором и неуклонно следила за соблюдением устава.

Брат Ричард спросил у нее:

— Это ваша настоятельница?

— Да, — кивнула сестра Джоан. — Господь призвал ее к Себе.

Братья перекрестились.

— Когда? — поинтересовался брат Эдмунд.

— Сегодня утром, — ответила она. — Я знала о вашем прибытии, но не думала, что вы появитесь так скоро после курьера из Лондона. У меня не было возможности предупредить сестер. Я хотела, чтобы у них было время проститься с настоятельницей Элизабет, прежде чем ее похоронят.

При упоминании о похоронах с моих губ сорвался глухой стон, из глаз хлынули слезы и ручьями побежали по щекам. Сестра Джоан не обращала на меня внимания.

— Хорошо, что я приехал, — заявил брат Ричард. — Потому что дел теперь предстоит много. Мне прекрасно известна процедура выборов новой настоятельницы. Следует немедленно написать и разослать письма.