Нэнси Бильо - Крест и корона

Рассказав эту историю, сестра Кристина успокоилась, но на меня ее рассказ произвел противоположное действие. Какая страшная история! Мне потребовалось немало времени, чтобы уснуть, а потом я, казалось, забылась всего на несколько минут, и тут же звук первых колоколов позвал нас на лауды.

Я обратила внимание, что настоятельница присутствовала на лаудах, потом на службе первого часа, а вот на следующей она уже не появилась. Вероятно, ее допрашивали королевские уполномоченные. Я знала, что они не из тех, кто откладывает дело в долгий ящик.

На службе третьего часа я читала молитвы с таким неистовством, что некоторые сестры поворачивались в мою сторону. Но я чувствовала, что, ежедневно почитая Христа, помогаю укрепить монастырь. Кроме монастыря, другого дома у меня не было. Я просто не представляла себе, как смогу пережить уничтожение Дартфорда.

Когда служба третьего часа закончилась, я поспешила в южную галерею. Возможно, брату Эдмунду в лазарете требовалась помощь.

Я дошла до сада клуатра, когда привратник Грегори окликнул меня. Солнца на небе не было видно: поздней осенью выдается иной раз такое утро, которое словно бы светится смутными обещаниями. Листья с айвовых деревьев опали, но их ветви блестели. Казалось, деревья молили: согрей нас — и мы вернемся к нашей славе, позволь нам предотвратить зиму и смерть, которую несут холода.

— Сестра Джоанна! — прокричал Грегори с другой стороны сада. — Идемте со мной скорее!

Когда я подошла к нему, он сказал:

— Вас ждут в локуториуме.

Я отшатнулась от привратника, покачала головой:

— Я не жду никаких посетителей, вы ошиблись.

— Вас вызывают уполномоченные короля, — нетерпеливо пояснил он. — Хотят задать какие-то вопросы именно вам.

А ведь я предчувствовала это в своих обрывочных снах, в своем ночном отчаянии. Как я ни старалась остаться в стороне от расследования, не угодить в лапы людей, задающих вопросы, мне это не удалось.

Я последовала за Грегори к входу в парадную часть монастыря. Он отпер дверь и вошел первым, но секунду спустя я услышала, как из его уст вылетело проклятие. Грязные и уродливые слова, такие чуждые в монастыре, замерли в воздухе.

Грегори поспешил по коридору, ведущему в кабинет настоятельницы.

— Что вы делаете? — закричал он, обращаясь к двум чумазым мужчинам, выходящим из комнаты. Оттуда раздавались громкие голоса и еще какие-то звуки. В комнате находилось с полдюжины человек.

Люди короля не стали ждать формального решения о закрытии монастыря — они уже сегодня крушили кабинет настоятельницы.

— Лучше не суйся, — предупредил Грегори один из людей. — Мы исполняем приказ.

— Вы не можете вот так, по своей воле, взять и уничтожить монастырь! Существует определенная процедура закрытия! — воскликнула я.

— Мы работаем только в одной комнате, — сказал незнакомец. — Пока лишь в одной.

Издалека донесся мужской голос:

— Да веди же ее сюда, ты, идиот! — Вздрогнув, я поняла, что неизвестный мужчина обращается к нашему привратнику.

Покраснев от гнева, Грегори повел меня по длинному коридору в локуториум, находившийся на полпути к гостевым комнатам. Молодой человек с лицом сыщика грубо схватил меня за руку и втолкнул внутрь.

Я бывала в локуториуме и прежде. В первую неделю по возвращении в Дартфорд я проверила здесь каждый дюйм в поисках короны. А после этого осматривала помещение еще дважды. Но тщетно. Это была длинная комната с простой обстановкой: ряд стульев и стол с одной стороны и длинная деревянная скамья с другой. Здесь сестры Дартфорда могли встречаться с родными и близкими, которые приезжали к ним в гости. Монахини всегда садились на жесткую скамью, чтобы утвердиться в своем решении пренебрегать любыми удобствами. А гости рассаживались на стульях. Сегодня на скамье сидели два наших брата: брат Ричард с каменным лицом и брат Эдмунд, который выглядел еще более изможденным, чем вчера.

Брат Ричард поманил меня, и я села между ними. Ноги и руки у меня словно бы налились свинцом, а в голове стоял туман. Я дорого платила за бессонную ночь.

Но нам предстоял серьезный разговор, и мне требовалась ясная голова. В углу возле окна сидели двое. Приблизительно одного возраста — около сорока, в длинных одеяниях из дорогих мехов, на шеях цепи с медальонами. Они внимательно изучали два кубка, стоящие на столе. Более высокий человек поднес один из кубков поближе к свету и принялся восторженно крутить его в руках.