Дэвис Лисс: Компания дьявола

До злосчастной игры в кофейне Кингсли я находился в услужении у мистера Кобба менее двух дней. Я получил от него записку в холодный, но ясный день и, поскольку ничто не мешало мне откликнуться на его просьбу, отправился в его дом на Своллоу-стрит неподалеку от Сент-Джеймс-сквер. Это был богатый дом в одном из новых районов столицы. Улицы здесь были широкими и чистыми, в отличие от других районов Лондона. И по крайней мере в тот момент на них практически не было нищих и воров. К сожалению, довольно скоро это отрадное состояние на моих глазах изменится.

Хотя день был ясный и приветливо светило зимнее солнышко, все же воздух был холодным, а улицы Лондона покрыты льдом и утоптанным снегом, из белого ставшим серым, а местами коричневым и даже черным. Воздух был пропитан густым тяжелым дымом. Не прошло и пяти минут, как мои легкие наполнились копотью, и вскоре я ощутил, как моя кожа покрылась слоем гари. Ранней весной, как только теплело, я всегда старался выбраться за город на день или два, чтобы проветрить легкие чистым деревенским воздухом.

Подходя к дому, впереди себя я заметил слугу с большим свертком под мышкой. На нем была расшитая золотом красная с бледно-зеленым ливрея. Он держался с высокомерием, говорившим о том, что он необыкновенно горд своим положением.

Я подумал, что ничто не вызывает такого негодования бедняков, как напыщенный слуга. И, словно мои мысли материализовались, вдруг парня окружила толпа из дюжины или больше маленьких попрошаек в лохмотьях, неожиданно появившихся из щелей между зданиями. Эти несчастные с напускным весельем принялись плясать вокруг него и всячески его дразнить, ну сущие демоны из ада. Они не могли придумать ничего более оригинального, чем выкрикивать: «Вырядился, как попугай» или «Только посмотрите на него — какой он важный». Слуга замер на месте, как мне показалось, от страха, но вскоре я понял, что ошибся. Нищие продолжали свой нелепый танец не больше полминуты, после чего слуга неожиданно ухватил свободной рукой одного из мальчишек за воротник его оборванного камзола.

Слуга был хорошо экипирован, что да то да. Его ливрея была почти по-военному хрустящей и чистой. Кроме того, у него была необычная внешность — широко посаженные глаза и слишком маленький нос по сравнению с комично пухлыми губами. Все это делало его необычайно похожим на утку, а в данный миг — на рассерженную утку.

Мальчишке, которого он ухватил за воротник, было от силы лет восемь. Одежда — такая оборванная, что, очевидно, не рассыпалась только благодаря грязи, удерживающей лохмотья вместе. Камзол был порван, и я увидел, что под ним не было рубашки. Штаны — в дырах, сквозь которые видна задница. Это могло бы выглядеть комичным на сцене и отвратительным, если бы он был взрослым. Но так как он был ребенком, его вид вызывал лишь глубокую печаль. Но самым душераздирающим были его ботинки. Они прикрывали только верхнюю часть его ног, и, когда лакей поднял мальчишку, стали видны грязные подошвы в мозолях и крови.

Остальные мальчишки, такие же оборванные и грязные, продолжали танцевать вокруг и обзываться. Теперь они бросали в лакея булыжники, на что он не обращал внимания, как гигантское морское чудовище, чью толстую кожу не могли поразить острые гарпуны. А лицо мальчика, которого он сжимал, тем временем посинело и начало дергаться, как у висельника в Ньюгейтской тюрьме.

Слуга мог запросто его задушить. Почему бы и нет? Кто станет наказывать человека, убившего воришку-сироту, паразита, заслуживающего не больше сочувствия, чем крыса. Как мой читатель узнает на последующих страницах, я не являюсь приверженцем самых строгих моральных принципов, если того требуют обстоятельства, но удушение ребенка, определенно, относится к категории вещей, которые я не могу допустить.

— Отпусти мальчишку, — сказал я.

Ни попрошайки, ни ливрейный лакей не видели, как я подошел, и разом повернулись ко мне. Я держался прямо и шел с важным видом, ибо давно узнал, что уверенный вид значит гораздо больше, чем права, сопряженные с какой-то должностью.

— Отпусти мальчишку, — повторил я.

Лакей только фыркнул в ответ, как рассерженная утка. Вероятно, увидев, что я одет просто и на мне нет парика, он заключил, что я отношусь к среднему сословию и, так как я не джентльмен, он не обязан повиноваться мне беспрекословно. Хотя он слышал в моем тоне приказ, это его не испугало. Наоборот, он разозлился еще больше и, как мне показалось, сжал мальчика еще сильнее.