Андрей Воронин - Ведьма Черного озера

— Пся крэв! — выругался пан Кшиштоф. — Что все это значит?

Голос его все еще звучал уверенно и даже агрессивно, но это уже было притворство. Схватка была проиграна раньше, чем она началась, и Огинский, имевший огромный опыт тяжких поражений, понял это.

— Я с удовольствием объясню вам, что это значит, если вы уберете свою зубочистку и сядете, — спокойно ответил Юсупов. — В противном случае вместо объяснений вы схлопочете пулю. Судя по тому, что мне о вас известно, ваша смерть никого не огорчит и разыскивать убийцу никто особенно не станет.

— Хорошенький способ платить долги, — саркастически молвил пан Кшиштоф. Он все еще держал саблю в руке, но ее сверкающий на солнце кончик уже вяло опустился, нацелившись в землю. — Право, лучше бы я дал вам пистолет — тогда, в номере, когда вы так хотели застрелиться.

Юсупов не ответил, но дуло его странного, невиданного оружия приподнялось чуть выше. Теперь оно смотрело Огинскому прямо в лоб, и пан Кшиштоф вдруг ни к селу ни к городу подумал, какой надо обладать силищей, чтобы столь непринужденно удерживать одной рукой этот тяжелый и неудобный предмет. Это рассуждение, хоть и не имело прямого отношения к делу, окончательно убедило его в бесполезности сопротивления, и пан Кшиштоф, бормоча невнятные проклятия, толкнул клинок в ножны. После этого он сел, демонстративно забросив ногу за ногу и сложив на груди руки, одна их которых по-прежнему покоилась в матерчатой петле перевязи. Проследив взглядом за этими эволюциями, Юсупов аккуратно положил трость к себе на колени и вернулся к раскуриванию своей глиняной трубки.

— Ну-с, брат Студзинский, — произнес он, усиленно работая щеками и окутываясь клубами голубоватого дыма, — поговорим начистоту?

— О чем, собственно? — угрюмо огрызнулся пан Кшиштоф, уже начинавший догадываться, о чем пойдет речь, и не испытывавший по этому поводу ни малейшего восторга.

— Неужто нам не о чем поговорить? — деланно изумился Юсупов. — Полноте, господин майор! Или, может быть, не майор? И, быть может, даже не Студзинский? Кстати, неужели вам удобно смотреть одним глазом? В этих своих повязках и чужих волосах вы похожи на скверного провинциального трагика. Если желаете, можем поговорить о покинутой вами жене — притом, замечу в скобках, покинутой столь ловко, что бедняжка до сих пор не знает, вдова она или все-таки мужняя жена. Ну-ну, не раздувайтесь так, сударь! Признаюсь как на духу: ваши матримониальные делишки меня ничуть не занимают.

— Вы слишком много себе позволяете, — заносчиво объявил пан Кшиштоф. — В вашем положении такой тон просто недопустим. Ваш долг составляет...

Юсупов прервал его нетерпеливым жестом.

— Что вы заладили, как попугай, — долг, долг, долг? — спросил он. — Какой еще долг? Нельзя же, право, быть таким самоуверенным глупцом! Неужто вы и впрямь рассчитываете получить с меня двести пятьдесят тысяч целковых? Я отдал вам двести рублей. Фактически я их вам подарил; так знайте же меру! Взгляните-ка сюда.

Он поднял кверху пустую ладонь и повертел ею так и этак, показывая Огинскому, что она действительно пуста, после чего жестом фокусника один за другим извлек прямо из воздуха четыре туза. Тузы, вертясь, полетели под ноги пану Кшиштофу и легли на мох подле носков его сапог; за тузами последовали короли, за королями — дамы. Карты появлялись словно бы ниоткуда, и, сколько ни присматривался поднаторевший в карточном плутовстве пан Кшиштоф, ему так и не удалось понять, откуда они берутся. Окончательно уничтоженный, он наклонился и поднял бубнового короля. Карта была как карта, вот только изображенный на ней король, как показалось пану Кшиштофу, нагло ухмылялся прямо ему в лицо своими пунцовыми, чересчур яркими губами. Огинский с отвращением бросил карту на землю, с трудом подавив желание затоптать ее сапогом.

— Вот как это делается, — сказал Юсупов. — А прятать карты в фальшивой повязке может любой дурак. Так уже давно никто не работает. Не понимаю, на что вы рассчитывали. Будь на моем месте кто-то другой, вас отхлестали бы по щекам, а после отвели на пустырь и продырявили, как чучело.

— Иными словами, все это время вы попросту валяли дурака, — подытожил пан Кшиштоф весьма кислым тоном. — С какой же целью, позвольте узнать?

— Дурака валяли вы, пан Кшиштоф, — сказал Юсупов, — а я за вами с интересом наблюдал. Это оказалось чертовски занимательным занятием. Сроду не видал такого...

Поручик не договорил, потому что Огинский, неожиданно вскочив с камня, так стремительно набросился на него, что тот не успел даже схватиться за оружие. Смертоносная трость отлетела в сторону, и противники кубарем покатились по земле, взрывая шпорами мох, путаясь в ненужных саблях и отмечая свой путь потерявшимися в драке деталями обмундировки. Впрочем, сражение длилось недолго. Попытка пана Кшиштофа задушить своего противника закончилась ничем; напротив, Юсупов, оторвав руки Огинского от своего горла, оттолкнул его от себя и нанес ему такой удар кулаком в живот, что пан Кшиштоф беспомощно скорчился на земле, более не помышляя о нападении. Один ус его отклеился, кожаная повязка сбилась на лоб, открыв совершенно здоровый глаз, парик съехал, предательски обнажив синеватый бритый череп с жесткой щетиной успевших отрасти коротких волос.