Андрей Воронин - Ведьма Черного озера

Посему теперь настроение княгини Зеленской оставляло желать много лучшего. По обе стороны пыльного тракта расстилались бескрайние вязмитиновские поля. Они, правда, не столько зеленели, сколько желтели, ибо росла на них спелая, ядреная пшеница, но небо над ними, как и ожидалось, пронзительно голубело, птицы щебетали, воздух был свеж и благоухал, и даже поднятая колесами пыль клубилась позади кареты не просто так, а с каким-то, как казалось княгине, неуместным весельем. В этих веселых клубах пыли скрывалась открытая коляска, в которой, как обычно, ехал пребывающий в немилости у собственной супруги князь Аполлон Игнатьевич. Брать это ничтожное существо с собою княгине не хотелось, не брать же было неприлично. Князь был взят, но теперь Аграфену Антоновну мучили дурные предчувствия: а ну как князюшка сдуру ляпнет в гостях что-нибудь не то?

Вообще, решительно все в это столь неудачно начавшееся утро вызывало у княгини сильнейшее раздражение. Лица сидевших с нею княжон казались глупыми и некрасивыми гораздо более обычного; на распухшую и зареванную, густо покрытую пудрой физиономию Ольги Аполлоновны глядеть и вовсе не хотелось. Бескрайность расстилавшихся за пыльными окошками кареты полей, принадлежавших ненавистной княжне Вязмитиновой, наводила на горькие мысли о несправедливости судьбы, наделяющей неисчислимыми жизненными благами совсем не тех, кого надо бы. Более же всего Аграфену Антоновну угнетал предстоявший визит: ей была противна самая мысль о том, что придется — непременно придется! — любезничать с этой полоумной гордячкой, истинной внучкой своего не менее полоумного деда.

Тревожил княгиню и Савелий, отправленный ею на разведку в Смоленск и с тех пор не подававший никаких известий. Впрочем, как раз в отношении Савелия княгиня толком не знала, хочет она получить от него известие или нет. Уж очень он ее напугал во время последнего разговора, ясно дав понять, что вовсе не является тем, за кого его принимали, то есть беглым крепостным мужиком, пустившимся во все тяжкие. Да, мужиком он точно не был; но кем же в таком случае он был? Этого княгиня знать не могла и потому старалась поменьше думать о Савелии, что оказалось довольно трудно сделать.

Вскоре впереди показался пологий холм, на вершине которого чернели кроны старых деревьев вязмитиновского парка. Дрянные крестьянские лошаденки с заметным трудом втащили непривычный для них груз на холм; карета миновала открытые настежь узорчатые чугунные ворота на кирпичных столбах и, хрустя гравием, покатилась по тенистой липовой аллее. По сторонам аллеи из густого кустарника то и дело выглядывали покрытые пятнами разноцветного мха мраморные статуи, иные из которых были повреждены. Амуры с отбитыми руками и безносые Венеры глядели на карету слепыми каменными глазами, и в их взорах Аграфене Антоновне чудилось презрительное недоумение: это еще что за диво? кто это к нам пожаловал в карете с княжеским гербом, запряженной двумя деревенскими клячами?

Они проехали статую Аполлона, у которого была отбита кисть прикрывавшей срамное место руки — к слову сказать, отбита вместе с тем, что она некогда прикрывала. «Вот бы и моего Аполлона так же», — в сердцах подумала княгиня. Карета прокатилась по кругу почета и стала перед мраморным крыльцом с широкими полукруглыми ступенями.

Княжна Вязмитинова приняла их в просторной гостиной, высокие окна которой открывались в парк. Обитая парчой мебель красного дерева отражалась в натертом до блеска паркете, врывавшийся в открытые окна ветерок слегка колыхал дорогие драпировки. В убранстве гостиной чувствовался безупречный и строгий, чуждый модной вычурности вкус. Аграфена Антоновна была не в состоянии оценить гармонию убранства, однако с первого взгляда оценила его стоимость. На одну эту гостиную были потрачены огромные деньги — те самые деньги, коими она так давно и безуспешно пыталась завладеть.

Княжна Мария стояла у рояля в простом белом платье, прямая и тонкая, как венчальная свеча. Поза ее была свободной и одновременно собранной, как будто княжна намеревалась принять приглашение на танец или вызов на дуэль.

Да-да, именно на дуэль, с этой зазнайки станется, она и не на такое способна. Уложенные по-домашнему волосы темной волной ниспадали на плечи, точеный подбородок был независимо приподнят, а лучистые карие глаза смотрели на Аграфену Антоновну без видимой неприязни, выражая лишь светскую любезность и спокойное ожидание.