Андрей Воронин - Ведьма Черного озера

Однако разразившийся нынче утром в доме Зеленских скандал имел совершенно особенное свойство и был вызван причинами более вескими, нежели вздорные характеры княгини и ее дочерей. Сегодня княгине нужно было во что бы то ни стало настоять на своем, и оттого обыденная утренняя свара переросла в нечто, по накалу страстей превосходившее самые грандиозные в истории человечества сражения.

Скандал разразился из-за младшей княжны, Ольги Аполлоновны. Весною, в апреле, когда небо приобрело радостный ярко-голубой оттенок, а с крыш и карнизов закапала талая водица, от Ольги Аполлоновны сбежал ее ненаглядный супруг, черноусый поручик Кшиштоф Огинский. Замуж за него Ольга Аполлоновна вышла, пока он лежал в беспамятстве, подстреленный французским шпионом, и замужество ее продлилось ровно столько, сколько понадобилось Огинскому, чтобы немного окрепнуть и не падать от слабости на каждом шагу. После этого он бесследно исчез, не оставив даже записки. Нельзя сказать, чтобы нанесенный вероломным паном Кшиштофом удар очень уж глубоко проник в прикрытое носорожьей шкурой сердце княжны Ольги. Но где-то она не то слышала, не то читала — словом, знала, что результатом подобных действий должна быть глубокая, незаживающая сердечная рана, и изо всех сил старалась соответствовать образу покинутой и тяжко страдающей жены. Кроме всего прочего, это был недурной способ хотя бы отчасти избежать многочисленных шпилек, коими старшие сестры без устали пытались ее уязвить. Выскочив замуж, Ольга Аполлоновна торжествовала, не считая нужным скрывать свое торжество от менее удачливых сестер; теперь пробил час расплаты, и Елизавета Аполлоновна, старшая сестра, заслышав доносившиеся из комнаты младшей замогильные рыдания, довольно переглядывалась с Людмилой Аполлоновной, средней сестрою. Обе при этом отпускали в адрес несчастной страдалицы самые ядовитые замечания. Порою они не отказывали себе в удовольствии, став под дверью Ольги Аполлоновны, дуэтом затянуть венчальную песню, в их исполнении более всего напоминавшую шум, производимый возвращающимися с попойки гуляками. Тогда дверь с пушечным грохотом распахивалась, и из комнаты, как разъяренная медведица из берлоги, выскакивала обессиленная горем «страдалица». Подымался ужасный крик, к коему вскорости присоединялась прибежавшая на шум Аграфена Антоновна. Заслышав эти знакомые звуки, князь Аполлон Игнатьевич торопился найти укрытие, не дожидаясь, пока гнев четырех тяжеловесных фурий обернется против него.

Но сегодня все было иначе. Загвоздка заключалась в том, что страдающая Ольга Аполлоновна наотрез отказывалась выходить из дому, даже и с необходимыми светскими визитами. Аграфена Антоновна до поры до времени смотрела на это сквозь пальцы, полагая, что когда-нибудь дочери самой надоест сидеть взаперти. Однако нынче утром княгиня была непреклонна: визит к княжне Вязмитиновой должен был состояться, и присутствовать на нем должны были все члены семейства Зеленских без исключения.

В позиции, которую заняла княгиня, был несомненный резон: существуют определенные правила, коих следует придерживаться, если желаешь сохранить положение в высшем обществе. Правила эти зовутся этикетом, и никому не дано нарушать их без самых неприятных последствий для своей репутации. Одно из них, между прочим, гласит: коли ты перебрался на новое место, будь любезен навестить соседей и сделать знакомство, как это принято меж благородными людьми. Ну а коли ближайший сосед тебе хорошо знаком, будет верхом неприличия не нанести ему визит.

Да и кто, скажите на милость, отдаст опекунство над громадным состоянием княжны Вязмитиновой людям, которые у нее даже не появляются?!

Но Ольга Аполлоновна, чересчур глубоко войдя в роль страдалицы, не сумела вовремя различить в голосе матери знакомые стальные нотки и уперлась: не поеду и все! Говоря по совести, страдания эти смертельно надоели даже ей самой, но она пока не придумала, каким образом прервать затянувшийся спектакль.

Увы, Ольга Аполлоновна кое-что позабыла, в частности то, что у матушки ее, Аграфены Антоновны, весьма тяжелая рука. После непродолжительной словесной перепалки, показавшей тщетность мирных переговоров, княгиня перешла к решительным действиям по подавлению бунта. Раздался пистолетный треск увесистой затрещины, послышался короткий придушенный крик невинной жертвы, и в мгновение ока все было кончено. Князь Аполлон Игнатьевич испуганно перекрестился, а Елизавета Аполлоновна переглянулась с Людмилой Аполлоновной, и обе захихикали.