Жан-Франсуа Паро - Версальский утопленник

— Эта война проиграна заранее. Берье, Сартин, а теперь Ленуар ведет ее, как и прежде, безуспешно.

— Доведите до сведения анонимов, известите их через печать, что больше никаких переговоров не будет, и вы увидите, как сия дурно пахнущая река мгновенно пересохнет. Одновременно окажите покровительство и превознесите тех борзописцев, что прославляют достоинство и добродетели наших повелителей. Вспомните, что сделал часто подвергавшийся нападкам Людовик Великий: он собрал вокруг себя самых талантливых литераторов, дабы они возносили ему хвалу. Но, насколько я понимаю, у вас есть что возразить на мои предложения.

— Нет, прошу вас, продолжайте.

— Для того чтобы мутные волны клеветы окончательно нас не захлестнули, вы — совершенно справедливо — полагаете необходимым запретить торговлю крамольными изданиями. Но при этом нельзя забывать, что клевета — постоянный гость на страницах хроники. Некий высокопоставленный и могущественный придворный, мой друг…

Старый магистрат прочистил горло, и Николя тотчас догадался, о ком речь.

— …коему почтенный возраст позволяет сравнивать, доверительно сообщил мне, что все, что делает или только намеревается сделать королева, все, что она сказала или не сказала, тотчас становится достоянием гласности, обсуждается, передается из уст в уста, искажается и превращается в сплетню. А для сплетен любые поводы хороши. Если королева питает нежную дружбу к наиболее преданным ей придворным, ее объявляют влюбленной. Когда речь заходит о ее подругах, я даже повторить не решаюсь, что об этом говорят. Когда хвалят ее милосердие и предупредительность, спешат добавить, что хорошо бы ей быть такой со всеми. Уставшая от своего состояния, томимая жарой, она отыскивает укромный уголок на террасе дворца, чтобы подышать свежим воздухом, и это невинное желание воспринимается как нечто подозрительное, давая пищу для пересудов, — ни на чем и на всем, на пустом месте и там, где яблоку негде упасть.

Про себя Николя улыбался: Ноблекур оседлал любимого конька, и его устами заговорил жрец Дао.

— Все может стать поводом для осуждения! Королева со всеми любезна — ее называют кокеткой. Она ничего не делает — ее подозревают в плетении интриг. Она живет простой жизнью — задаются вопросом, что за этим кроется. Дурные слухи распространяются быстро. Постепенно все привыкают смотреть на нее глазами клеветников. Вымысел обретает плоть, и тысячи людей начинают ему верить. Королеву все меньше видят такой, какая она есть, и все больше такой, какой ее знают по слухам.

— Какой задор! Сколько бодрости! Со времени смерти Вольтера вы существенно помолодели. А какой пламенный адвокат!

— Смейтесь, смейтесь, мальчишка!

— И какие уроки, какие советы вы дадите, исходя из столь бурного вступления? Что может сделать Ее Величество, чтобы оградить себя от клеветы?

— Разумно возвеличивать то, что требует от нее традиция. Скажите, дорогой Николя, кем она стала после того, как пересекла границу нашего королевства? — Законодательницей мод. Но разве такую роль должна играть королева Франции? Шляпки, прически, платья, шали, туфли считаются красивыми только в том случае, если она ввела их в моду и сама их носит. Посмотрите на успех Бертен, ее модистки. Можете вы припомнить хотя бы одну из наших королев, которая бы стала королевой модной лавки? Мария-Терезия, супруга нашего великого короля, отличалась молчаливостью и набожностью. Наша добрая полька, супруга покойного короля, была набожна и молчалива. Разве что новое блюдо в ее честь получило название «буше-а-ля-рен»! [37] Bouchee a la reine (фр.) — букв.: «кусочек королевы», слоеная корзиночка, наполненная мясом под соусом. А что мы видим сегодня? Король, честный и верный муж, слывет слабым монархом, а его супруга, которую все считают легкомысленной, по убеждению многих, вертит им как хочет!

— Ах! Наш прокурор негодует.

— Нисколько! Я просто шаг за шагом продвигаюсь по дороге истины. Все тот же друг, один из сорока академиков, утверждает, — ах, мне больно повторять его слова, — что в глазах общества королева занимает то же место, что и прежние королевские фаворитки. Измерьте всю глубину падения. Нападая на фавориток, нападали на короля, но при этом не затрагивали величие трона. Сейчас же слова, которыми рисуют портрет королевы, по своей непристойности далеко превосходят все, когда-либо написанное о Помпадур или Дюбарри. Предлогом может послужить любая мелочь. А представьте, что начнется, если узнают, что она читает непристойные книги. Станут говорит, что она насквозь порочна и ищет в этих книга вдохновения для очередных оргий, хотя речь идет всего лишь о любопытстве молодой женщины, попавшей в дурное общество. То, о чем знают понаслышке или, наоборот, слишком подробно, никогда не вызывает уважения. Наши короли и королевы должны заворачиваться в плотные мантии обычаев, которые защищают их и внушают подданным уважение к их особам. Они должны позволять лицезреть себя и приближаться к себе только в согласии с традициями парадного этикета. Король допустил изгнание этикета из своего окружения. Именно изгнание. Он мог бы себе это позволить, если бы обладал величественным и внушительным видом, но, несмотря на его высокий рост, ему не хватает представительности.