Иван Любенко - Тайна персидского обоза

Иван Авдеевич покинул кабинет командующего и вышел на улицу. Ожидая полковника у штабных ворот, он оказался очевидцем довольно забавной картины: прямо посередине дороги, совсем не обращая внимания на остановившуюся телегу, в глубокой луже купалась большая пятнистая свинья. Лошадь наотрез отказывалась двигаться. Возница — мужичонка в рваном армяке — покрикивал на заплывшее жиром существо, но никакого проку от этого не было. Вдруг откуда-то из подворотни выскочила мелкая, размером с кошку, рыжая дворняжка и, подбежав к хрюшке, что-то протявкала. В ответ раздалось радостное повизгивание, и оба животных, продолжая переговариваться, скрылись в ближайшем дворе. Движение на Генеральской возобновилось.

Дом обер-квартирмейстера имел восьмой порядковый номер и действительно выделялся среди других. Двухэтажный, с большими светлыми окнами, он казался сказочным великаном по сравнению с приземистыми, крытыми соломой мазанками, разбросанными окрест.

Комнату надворному советнику отвели на втором этаже, окнами на Комиссариатскую улицу. В гостиной суетилась прислуга: молодая, лет двадцати, девушка в косынке и длинной до пят юбке, накрывая на стол. Лакей тем временем уже занес большой кожаный чемодан гостя и теперь с трудом втаскивал громоздкий деревянный ящик, доверху набитый камнями.

— А энто, вашбродь, куды изволите?

— А вот рядом с кроватью и поставь, — махнул рукой надворный советник.

Дверь приоткрылась, и на пороге возник хозяин дома.

— Уж не перепутал ли, Фома, часом, багаж? — указывая на торчащие углы ракушечника, неуверенно выговорил Игнатьев.

— Вы про камушки? Мои, мои. Притащил с собой по велению вышестоящего начальства, дабы выявить истинную стоимость строительства казенных ставропольских зданий из сходственного местного материала.

— Ну да, — недоуменно протянул полковник. — Приглашаю спуститься к чаю.

— С удовольствием.

Внизу, посередине просторной и светлой столовой господствовал накрытый белой скатертью круглый стол из орехового дерева с медным, хорошо начищенным самоваром, увенчанным пузатым фарфоровым чайничком фабрики Попова. Легкий дымок живописно клубился под самым потолком. Пахло древесным углем, ароматным кизиловым вареньем, и откуда-то из соседней комнаты внезапно ворвался аромат флер-д’оранжа, а вслед за ним показалась дама в длинном и свободном одеянии. В ее глазах читалась скрытая грусть и какая-то печальная безысходность, поселившаяся на бледном, цвета мелованной бумаги лице.

— Агриппина Федоровна, моя жена, — любезно представил супругу полковник.

Беременная брюнетка в муслиновом платье с круглым, будто отраженным в воде маленьким облачком-животом, слегка распухшим носом и пополневшими губами с трудом выдавила любезную улыбку и протянула гостю маленькую изящную ручку.

— Премного рад знакомству. Иван Авдеевич Самоваров, — надворный советник галантно поклонился и едва прикоснулся губами к нежной, как бархат, коже.

— Наш гость из столицы, из самой что ни на есть цивилизации: с театрами, газетами и французскими магазинами, — вздохнув, произнес Игнатьев.

— Ах, неужели! А я, право же, никогда не была в Петербурге.

— А вот родишь мне богатыря, окрепнешь, а потом и к берегам Невы наведаемся! — пододвигая жене стул, весело пробалагурил полковник.

— Буду рад, дорогая Агриппина Федоровна и уважаемый Родион Спиридонович, видеть вас в стенах моего дома, — учтиво склонил голову Самоваров.

— Благодарим за приглашение. А вы надолго к нам? — подавая гостю чай, поинтересовалась хозяйка.

— Это уж одному богу известно. Хорошо бы, конечно, управиться до заморозков. Очень уж не хочется назад в санях возвращаться, — прихлебывая чай, простодушно заметил Иван Авдеевич и вдруг предложил: — А что, если нам сегодня еще и в гарнизон наведаться? А? Родион Спиридонович?

— Как пожелаете, Иван Авдеевич…

— Вот и славно… Вы уж не обессудьте, Агриппина Федоровна, но хотелось бы безотлагательно приступить к делам. Однако же, думаю, мое общество еще успеет вам изрядно наскучить, — вставая из-за стола, извинительным тоном выговорил надворный советник.

— Ну что вы! Буду с нетерпением ждать ваших рассказов о Петербурге, — прощебетала раскрасневшаяся от жарко натопленной печи и горячего чая Агриппина.

Полковник с гостем вышли во двор. Раскидистый клен уже сбросил листву, и только увитая плющом деревянная беседка, выкрашенная в летний зеленый цвет, горделиво смотрелась на фоне пристыженных из-за своей внезапной наготы деревьев.