Иван Любенко - Тайна персидского обоза

— А я, господа, считаю, что с горцами можно разговаривать только языком картечи, — горячо доказывал уже немолодому военному врачу юный корнет, — тут никакое Великое посольство не поможет. Эти разбойники привыкли веками грабить русских и тем жить.

— Жаль, что мы не пытаемся понять эти народы. К тому же не следует называть всех жителей Северного Кавказа разбойниками. Каждая новая экспедиция в горы приносит более вреда, нежели пользы, настраивая против России разрозненные пока племена. Но упаси господи, если они объединятся под властью какого-нибудь имама, узденя или князя. Вот тогда нам этот пожар придется тушить десятилетиями, если не веками…

Разделавшись с завтраком и не вмешиваясь в пустые рассуждения, Самоваров решил побродить по городу, чтобы составить о нем собственное мнение. Но занятие это после вчерашнего ливня оказалось непростым. Мощеных улиц не было вовсе, а тротуары представляли собой узкие деревянные настилы, отчего Иван Авдеевич чувствовал себя скорее неким эквилибристом, нежели пешеходом. Слава богу, спасали высокие кожаные калоши.

Ставрополь был центром всех гражданских и военных учреждений Северного Кавказа. По его улицам вереницей тянулись обозы, останавливались на ночлег бесконечные полки на марше и устало плелись, гремя кандалами, арестантские роты. Здесь размещались центральные склады, и сюда стекались на постой проходящие мимо части. Жизнь кипела днем и ночью, напоминая растревоженный муравейник или один большой военный лагерь, не имеющий ничего общего с представлениями о тихом провинциальном купеческом городе. Весь день раздавались отрывистые команды, слышалось бряцанье оружия, и голосистые ротные запевалы по-петушиному громко затягивали бравые строевые песни. Зато вечером наступал рай! В парке играл духовой оркестр, а по бульвару неспешной рекой текла праздно одетая толпа, отдававшая в сумерках разнообразием дамских нарядов и бликами золотых эполет. А в трактирах и харчевнях кого только не встретишь! Купцы, откупщики, подрядчики, мелкие агенты, авантюристы всех мастей и разного рода искатели приключений — все стремились поймать на этой российской окраине свою Птицу Счастья.

Сердце города — его крепость, имевшая некогда форму многоугольника, вытянутого с юго-запада на северо-восток, как фортификационное сооружение уже давно утратила былое значение. Высокие стены казарм с узкими бойницами частью разобрали, земляной вал срыли, а глубокий ров засыпали. От главного Черкасского въезда остались лишь каменные столбы с железными, будто клыки, крюками да торчащие из-под земли надолбы. Вторые ворота вели в раскинувшуюся к востоку станицу с пятью продольными улицами из похожих друг на друга саманных домов, крытых соломой. А на месте бывших третьих ворот стояли конюшня для подменных лошадей и Татарский питейный дом, где собирались приехавшие в Ставрополь ямщики, мелкие торговцы и отставные солдаты.

Недавно перестроенный дом командующего Кавказской линией обосновался совсем недалеко от крепости, на Генеральской улице, и представлял собой одноэтажное строение с красной черепичной крышей. В полосатых будках несли службу часовые.

Иван Авдеевич остановился перед высокими, обитыми железом въездными воротами.

Караульный солдат потребовал пропуск.

— Уж чего нет, того нет. Ты бы, братец, кого-нибудь из офицеров позвал, а?

Один из часовых исчез за калиткой и уже через минуту появился в сопровождении капитана.

— Надворный советник Самоваров, прибыл из Петербурга по неотложному делу. Имею надобность в аудиенции командующего.

Окинув с ног до головы простодушного на вид господина полунасмешливым взглядом, коим бравые щеголи-офицеры обычно одаривают растолстевших от спокойной жизни статских служащих, дежурный офицер впустил внутрь.

Двор штаба представлял собой прямоугольный плац, соседствующий с амбарами, каретным сараем, кухней, баней и прачечной. С южной стороны возвышался каменный забор в два с половиной аршина. Под тремя дубами-исполинами у небольшого загона стоял невысокий человек в генеральском мундире, но без головного убора. Отламывая от свежеиспеченного каравая куски еще теплого хлеба, он кормил с руки молодых кавказских оленей.

Попросив Самоварова оставаться на месте, дежурный офицер доложил генералу о прибытии столичного гостя. Командующий линией тут же прервал любимое занятие и, застегивая расшитый золотыми позументами ворот, с едва заметным прихрамыванием направился к ожидающему его чиновнику.