Нэнси Бильо - Чаша и крест

Прошло какое-то время, ничего не происходило, и я уже лежала без движения. Только слышала вокруг чьи-то незнакомые голоса:

— Холодная, как труп. Совсем ледышка.

— Надо срочно врача… Да только где же его найти?

— Я врач, — раздался вдруг голос Нострадамуса. — Я позабочусь о ней.

Я открыла глаза. Было темно, но дождь кончился, лишь слегка моросило. Я плыла по улицам какого-то города, кругом были люди, они удивленно глазели на меня. Я приподняла голову и увидела лицо Нострадамуса. Это он нес меня по улицам Кале.

— Куда вы меня несете? — прохрипела я.

— Есть тут одно местечко, за городом.

Больше я ничего не слышала, сознание снова покинуло меня.

А потом, всего лишь через несколько мгновений, как мне показалось, я очнулась и обнаружила, что лежу на кровати, стоящей возле окна. Небо за окном было серенькое, слышались крики чаек.

Рядом со мной сидела хорошенькая темноволосая девушка. Увидев, что я открыла глаза, она всплеснула руками и быстро встала.

— Проснулась! — воскликнула девушка по-французски и выбежала из комнаты.

Через минуту появился Нострадамус:

— Ну, как вы себя чувствуете? — Он пощупал мне пульс, потом оттянул веки и внимательно исследовал глаза.

— Да вроде бы неплохо. Где мы?

— У друзей.

— Давно я здесь лежу?

— Три дня. Когда мы подходили к Кале, вы были при смерти. Вы меня простите, это я виноват. Ведь знал, что случится буря, но никак не ожидал, что она будет столь ужасна.

Я села в постели. И почувствовала слабость, голова кружилась.

— Вы сказали тогда, что, добравшись до Кале, мы отправимся в одно местечко за городом. Я запомнила эти ваши слова. Что вы хотели этим сказать? В какое местечко?

— Джоанна, в этом доме живут евреи. Сначала я сходил в синагогу и попросил о помощи.

Он помолчал, ожидая, какой будет моя реакция.

— Я очень благодарна этим людям за доброту и хочу сама им сказать об этом.

Чуть позже, когда я смогла встать с постели, мы спустились вниз, и я познакомилась с семейством Бенуа, приютившим нас с Нострадамусом: мелким торговцем, его женой и тремя дочерьми. Самую младшую звали Рашель, она сама вызвалась сидеть у моей постели, и это ее я увидела, когда очнулась.

— Господин Нострадамус, теперь уже можно показать Джоанне то, что вы хотели? — вдруг взволнованно спросила Рашель.

— Что вы хотели мне показать? — заинтересовалась я.

— Нечто, что имеет непосредственное отношение к вашему возвращению в Англию, — сказал Нострадамус. — Не пугайтесь, вы не увидите ничего плохого, скорее наоборот. Но для этого вам придется выйти из дома.

— Тогда поскорее пойдемте туда, где это можно увидеть.

Я немедленно отвергла все протесты Нострадамуса, суть которых сводилась к тому, что я еще слаба и мне трудно будет идти. Я могла только догадываться о том, что именно мне предстояло увидеть, Рашель явно хотела сделать мне сюрприз, и я не стала настаивать, хотя, признаться, и была сильно заинтригована.

Я плотно пообедала, тем самым доказав всем, что прекрасно себя чувствую, и мы с Нострадамусом и милой девушкой отправились в путь. Дом Бенуа стоял за пределами окруженного высокими стенами города Кале, в маленьком еврейском местечке. Стражники, охранявшие ворота в город, важно кивнули нам, мы вошли и направились к центру. «Вот я наконец и в Кале, — подумалось мне, — этом знаменитом портовом городе, завоеванном Эдуардом Третьим после долгой осады, а теперь единственном владении английской короны на территории Франции».

Рашель указала на большую церковь с высокой башней:

— Вам надо туда.

Я озадаченно посмотрела на Нострадамуса.

Он улыбнулся:

— Оттуда открывается лучший вид из города на бухту. Давайте попробуем, может быть, нам позволят взойти на колокольню.

Мы подошли к двери церкви, и Рашель подтолкнула меня вперед; на лице ее играла взволнованная улыбка.

— Я подожду здесь, — сказала девушка.

Мы с Нострадамусом вошли в храм.

Священник внял нашей просьбе, и по крутым ступеням мы медленно поднялись на самый верх колокольни.

— Вот отсюда все прекрасно просматривается. Идите сюда!

Я подошла к окну. Из него были хорошо видны опоясывающие бухту высокие стены, о которые с яростью бились вспененные волны пролива. В бухте стояло на якоре множество кораблей. Маленькие суденышки плясали на волнах, поднимаемых довольно сильным зимним ветром. Судов было не менее двадцати. На самом большом галеоне развевался флаг, и когда я узнала его, у меня перехватило дыхание. Это был флаг дома Тюдоров.