Нэнси Бильо - Чаша и крест

А цвет этого волнующегося моря человеческих тел! Невероятно, но все мужчины с ног до головы были одеты в белое. На солнце блистали тысячи белых шлемов. Не иначе, был издан специальный приказ, чтобы все эти люди сегодня надели белые головные уборы, белые рубашки, камзолы, штаны и чулки. Они сами покупали эту одежду, стирали, чинили, латали, если нужно было, а потом отбеливали. Видит Бог, у многих из этих людей нет лишних денег. Но ради короля они извернулись, сделали все, чтобы исполнить его приказ. Почему? Из одной только преданности своему монарху? Или из страха перед ним? Или из ненависти к захватчикам?

Мужчины продолжали медленно маршировать по полю. Откуда-то спереди доносилась стрельба. Над скопищем людей поднимались и медленно рассеивались густые клубы дыма. Похоже, проходя мимо его величества, лондонцы разбивались на небольшие группы и демонстрировали ему свое оружие.

Большинство зевак ожидало здесь, но стайка каких-то отчаянных девиц и молодых женщин жаждала увидеть больше. Они побежали куда-то в сторону, по аллее, обсаженной низенькими растрепанными деревьями и протянувшейся прямо к дворцу. Они явно хотели посмотреть на своего короля и его окружение.

Я бросилась вслед за ними.

Лондонцы маршировали плотными колоннами по пять человек в шеренге, и у каждого в руках было оружие: у кого пика, у кого лук или просто длинный нож. Кое-где виднелись запряженные лошадьми телеги, груженные военным снаряжением.

Пробежав половину пути, я почувствовала, что лоб покрылся испариной. Я вспотела, устала, но не обращала на это внимания. Я уже видела высокий помост, возведенный перед ведущими к дворцу воротами, и фигуры стоявших на нем людей.

Вот он, король Генрих в окружении своих приближенных. Он был на голову выше остальных; за те двенадцать лет, что я не видела его, я уже успела позабыть про его исключительный, поистине громадный рост. На Генрихе был темно-синий парчовый камзол с рукавами, отделанными золотом. Всякий раз, когда успевший за это время изрядно растолстеть король поворачивался или переступал с ноги на ногу, он был похож на корабль, раскачивающийся на волнах. Я подобралась еще ближе и увидела, как под его оперенной шляпой свисают длинные волосы золотисто-рыжего цвета, совсем как у моего покойного дядюшки, герцога Бекингема. Мы с Генрихом близкие родственники, как ни ненавистно мне сознавать это. Наши бабушки были родными сестрами.

— Смотрите, смотрите, вон там лорд-мэр, видите?! — крикнула рядом со мной женщина, тыча в сторону пальцем.

Какой-то крепкий и плотный мужчина выступил из передней шеренги и поклонился королю и его советникам. Генрих что-то сказал ему своим резким высоким голосом, а потом махнул рукой человеку, стоявшему рядом с ним, немного позади.

Томас Кромвель, а это был именно он, шагнул вперед. И на этот раз главный министр короля был одет очень просто.

— Господин лорд — хранитель печати! Жители Лондона приветствуют вас! — прокричал мэр. — Мы всегда готовы грудью встать на защиту города и отразить нападение этой мерзкой гадины, римского епископа.

— Благодарю вас, мой добрый сэр Уильям, — сказал Кромвель.

Какой обыкновенный, заурядный у него голос, тревожно подумала я. Не громкий и не слишком тихий: не поймешь, кто говорит, аристократ или простолюдин. Так может говорить абсолютно любой человек — и этот голос принадлежит тому, кто спланировал и осуществил уничтожение монастырей по всей Англии.

Я пробежала глазами по лицам людей, стоявших по другую сторону короля. Там были герцог Норфолк, которого Генрих назначил главнокомандующим на случай войны. Сегодня он принимал парад подданных короля, которые по его приказу пойдут на смерть.

Рядом с Норфолком, как всегда, маячила фигура епископа Гардинера, бывшего — я в этом нисколько не сомневалась — автором «Акта о шести статьях». Гардинер переводил взгляд с короля на лорд-мэра. И вдруг внимание его привлекла группа женщин, среди которых стояла и я.

Теперь уже нельзя отвернуться или спрятаться за чужие спины. Любое подобное движение может привлечь внимание епископа. Я стояла неподвижно и не отрываясь смотрела на доски помоста. Упорно разглядывала башмаки власть имущих Англии, приближенных короля. Досчитав до пятидесяти, я снова подняла глаза. Гардинер не узнал меня. Когда-то я была его любимым тайным агентом. Но теперь слилась с толпой этих простых безымянных женщин, которые наверняка все были для епископа на одно лицо.