Нэнси Бильо - Чаша и крест

— Конечно, — ответила я, и хорошее настроение мое сразу пропало.

Я продолжала разглядывать яблоко, которое держала в руке. Оно было крепкое, сочное, с одного боку красное. Я положила яблоко на край прилавка, чтобы никто больше не купил его. Констебль начал беседу с комплимента:

— Вы сегодня выглядите гораздо лучше, я рад это видеть.

— Спасибо, — отозвалась я.

Глаза его глядели на меня изучающе.

— Я бы хотел знать, Джоанна, почему и на каких условиях герцог Норфолк вдруг разрешил вам вернуться в Дартфорд, — продолжил он.

Я перестала перебирать яблоки. Джеффри ждал ответа и левой рукой крутил пуговицу на камзоле.

— Ну, не здесь же нам об этом разговаривать, — ответила я и двинулась прочь от прилавка.

— А где же еще? — спросил Сковилл у меня за спиной. — Лучше места во всем городе не найдешь: здесь стоит такой шум, что нас никто не услышит. Так что там с Норфолком?

Я секунду помедлила, а потом призналась:

— Ну, вообще-то, не то чтобы он разрешил мне вернуться.

— Я так и знал, — простонал констебль. — Джоанна, признавайтесь немедленно, что вы натворили?

— Не беспокойтесь, Джеффри, его светлость больше не станет меня преследовать, — сказала я. — На Тауэр-Хилл мы с ним поговорили по душам. Я потребовала, чтобы он отправлялся домой без меня, а я возвращаюсь в Дартфорд и буду жить, как жила раньше. И он ушел.

— Но не просто же так? — не отставал Джеффри. — Наверняка герцог поставил вам какие-то условия. Вы что-то ему пообещали, да?

— Я стояла всего в нескольких дюймах от эшафота, — резко ответила я, — и на мне была кровь барона Монтегю. Поверьте, нам было не до того, чтобы обсуждать какие-то условия.

Джеффри уставился куда-то в пространство.

— Барон Монтегю был человеком храбрым и благородным, и меня чрезвычайно огорчило известие о его смерти, — сказал он.

Я сразу пожалела о том, что так резко говорила с Джеффри.

— Я прекрасно вас понимаю, ибо и сама испытала такие же чувства.

Мы скорбно помолчали. Вокруг нас теснилась и толкалась толпа, слышались шутки; никто не обращал на нас никакого внимания.

Джеффри сделал шаг в мою сторону и, наклонившись поближе, сказал:

— Ну хорошо, Джоанна, с Норфолком мы все выяснили. Барон Монтегю мертв. Как вы считаете, остались ли в таком случае еще какие-то препятствия?

— Препятствия к чему? — не поняла я. — Что вы имеете в виду?

— Да то, Джоанна, что, по-моему, теперь нам с вами наконец-то больше ничего не мешает быть вместе, — сказал он, и лицо его осветилось надеждой.

Я смотрела на Джеффри, не веря собственным ушам.

— А как же сестра Беатриса? Я думала…

Он покачал головой и рванул пуговицу с такой силой, что та чудом не оторвалась:

— При чем тут сестра Беатриса? Мы с ней добрые друзья, и она очень… очень красивая, но…

— Да она же любит вас, Джеффри!

Он покраснел:

— Я ей ничего не обещал. И вообще, мне кажется, что вы ошибаетесь.

— Как можно быть таким слепым? Неужели вам совсем не жаль бедную девушку? — С этими словами я развернулась и зашагала к выходу с рынка.

Но Джеффри снова догнал меня:

— Это нечестно, Джоанна. И не увиливайте от ответа. Сдается мне, что дело тут вовсе не в Беатрисе, а в Соммервиле. Вы всегда были к нему неравнодушны. Думаете, я не знаю, что вы вернулись в Дартфорд вместе?

Я протолкалась сквозь толпу, вышла на улицу и буквально врезалась в торговца рыбой, склонившегося над своей тележкой. Пакет с бобами выскочил у меня из корзинки, и бобы рассыпались прямо в грязь. Но мне было уже не до того, чтобы их подбирать.

Джеффри снова догнал меня: ну никак от него не отвязаться.

— Между прочим, Соммервиль потихоньку покинул Дартфорд и, ничего мне не сказав, пошел искать вас! — Джеффри прямо кипел от негодования, эмоции били из него фонтаном. — Он прекрасно знал, где вы, и, воспользовавшись тем, что у меня были дела в городе, отправился, спасать вас в одиночку. Ну подумайте, Джоанна, зачем он вам нужен? Вспомните, кому вы писали, когда пытались выбраться из Лондона, а? Не Соммервилю, а мне! Потому что хотели, чтобы рядом был я, а не он! — Последние слова Джеффри буквально прокричал. На нас стали оборачиваться.

— Немедленно прекратите, — в отчаянии проговорила я, увлекая его на другую сторону Хай-стрит, к витрине обувной лавки. — Эта ревность унизительна для нас обоих. Брат Эдмунд совсем не такой, как вы его тут расписали.

Джеффри с размаху шарахнул кулаком по деревянной стене дома. Прежде я еще ни разу не видела его в таком состоянии.