Игорь Шприц - Каин и Авель

Во всем этом — стол, нагота, ковер, на ковре безжизненно обнаженное женское тело, по ковру в головоломном беспорядке перемешаны нижнее белье всех цветов радуги, верхнее белье и Просто белье, непонятно чье и откуда, — во всем этом был какой-то приятный упадок, можно сказать декаданс. Ваня на все уже смотрел как на привычный пейзаж и быстро ублажал себя всякого рода питательными продуктами из погреба барона. При этом он не забывал и о любовном напитке — вине, три бокала которого последовали в него безо всякой очереди. И далее приступил к птице, чью божественно зажаренную корочку проглотил сразу же. Он очень любил жареные корочки у гусей, уток и даже куриц. За корочку он готов был продать душу (но никто не покупал).

В самый приятный момент поглощения райской пищи Берг вдруг почувствовал, что сам становится предметом еды. Кто-то — а здесь не было никого постороннего — забрался под стол, приспособился к тесному пространству, нащупал там свою свежезажаренную корочку и стал ее ласково есть, помогая себе обеими руками.

Представьте себе неимоверную картину: голый джентльмен сидит за столом и с аппетитом ест, а в это время кто-то невидимый под столовой скатертью ест его! Такие же ощущения, единственные в своем роде, испытывал, наверное, покойный Кук, открывший дикарей и съеденный ими же.

Мыслями о Куке Берг смог сбить волну возбуждения, что разрешило ему продолжить трапезу. Под столом не возражали против такой схемы питания и продолжили свою трапезу тоже. Итак, в кабинете баронессы наступило так редко наблюдаемое в природе равновесие, когда и овцы целы, и волки сыты.

Естественно, подобное искусственное положение вещей долго продолжаться не могло. Внешние факторы в таких казусах играют роль спускового крючка. В дверь постучали. Из-под стола донесся голос баронессы, на долю секунды прервавшей свои экзерсисы:

- Да!

И в кабинет вошла молодая, красивая горничная. Берг застыл, как соляной столп на месте преступления. Но вот что значит английская школа муштровки прислуги! Горничная даже взглядом не повела, собрала пользованную посуду, составила ее на поднос, поставила перед Бергом чистую и удалилась, плотно закрыв за собой дверь. Иван Карлович до ужаса скосил глаза, глядя вслед красивой фигуре. Возбуждение его достигло крайней точки. И лишь в последний миг сквозь узкую щель закрываемой двери светлые очи горничной быстро прошлись по Берговой фигуре, не выказав при этом никаких эмоций, хотя одобрение им было замечено.

Берг перевел дух, но баронесса духа не перевела ни на секунду и продолжала питаться все той же бесконечной корочкой. Натурально, поручик уже никак не мог обуздать своего «маленького Иоанна», тот пустился наутек, и дело кончилось для него весьма плачевно, что случается каждый раз, когда кто-то неопытный отрывается от предводителя и пускается во все тяжкие. Плачевные дела длились не слишком долго, и все это время Берг сидел точно опустошенный. Впрочем, так оно и было.

Поняв, что дальнейшее добровольное заточение под столом стало бессмысленным, баронесса выползла на белый свет (несколько свечей погасло, так что белый свет можно было смело назвать полусветом) и, усевшись напротив Берга, как ни в чем не бывало с аппетитом принялась за еду, одновременно раскрывая перед визави все преимущества учреждения Общества помощи детям-погорельцам.

Покончив с ужином и сиротами, благотворители перебрались в спальню, причем не простым пешим способом, а оригинальным: Берг шел на четвереньках, а на его спине, приятно грея мехом последнюю, ехала баронесса, в одной руке держа блюдо с фруктами, а второй размахивая перед носом вьючного животного кистью винограда вместо морковки. Так и доехали, смеясь и дурачась. В спальне воцарилась совсем уже дружеская атмосфера. Берг был положен по стойке «смирно» и украшен оставшимися виноградинами и грушами во всех местах и местечках. После этого Берга снова начали есть, чередуя с фруктами. Такая смешанная диета возбудила новоявленных вегетарианцев до последнего градуса, который, однако, последним не оказался, а только дал начало ночным безумствам, описывать которые ни у кого не опустится на бумагу стило...

Результатом всего этого стала просто-таки физиологическая зависимость баронессы от Берга — и Берга от баронессы, правда в меньшей степени: он мог прожить без Лидии, но она уже не могла мыслить и ночи без веселья и объятий. Муж, несчастный барон, внезапно превратился в счастливого завсегдатая карточного клуба, которого никто не обвинял, не корил и не бил туфлей по щекам, когда он возвращался в родные пенаты, изрядно проигравшись.