Йен ПИРС - Гибель и возрождение

Флавия практически не трогала Бартоло, лишь иногда для порядка выписывала ему штраф за мелкие провинности. Как правило, жертвами его махинаций становились иностранцы, а надувательство чужеземцев являлось национальной традицией, идущей из глубины веков. Полицейские были не в силах ее побороть. Даже просто втолковать согражданам, что обманывать доверчивых иностранцев некрасиво, являлось непосильной задачей.

Гораздо важнее для Флавии было то, что Бартоло представлял собой неиссякаемый источник ценнейшей информации и никогда не обманывал ее лично, по крайней мере ей так казалось.

Сегодня она обошла полдюжины своих подопечных, задавая им один и тот же вопрос: не знают ли они о готовящемся налете на монастырь?

– Какой именно?

– Сан-Джованни, – в седьмой раз повторила она, сидя в задней комнате небольшой галереи Бартоло на виа дей Коронари. – К нам поступил анонимный звонок, но больше ничего не сказали. Вот мы и гадаем: шутка это или нет? Смущает то, что в обители имеется только одна стоящая картина, но ее невозможно вынести. Сейчас она находится на реставрации.

– А кто реставратор?

– Какой-то Менцис.

Бартоло подался немного вперед и выпрямился, затем кивнул:

– Понятно. Боюсь, не смогу вам помочь. Я не слышал о налете. Расскажите, что вам еще известно об этом.

– Да практически ничего. Вам, случайно, не знакомо имя Мэри Верней?

Бартоло нахмурился, пытаясь угадать, с какой целью был задан вопрос. Лицо Флавии оставалось непроницаемым, и он отрицательно покачал головой.

– Кто она?

– Профессиональная воровка. Очень ловкая.

– Ясно, – осторожно произнес он.

Просто поразительно: как только речь заходит о грабителях, все галерейщики мгновенно утрачивают свою обычную жизнерадостность.

– А что она сделала? – поинтересовался Бартоло. Флавия поведала ему о «подвигах» этой почтенной женщины, и Бартоло изобразил непритворное удивление.

– Господи помилуй. Вы уверены? А я-то все терялся в догадках, куда же подевался тот Вермеер.

– Теперь вы знаете. Так вы не слышали о ней?

– Имя ее мне не знакомо. Периодически до меня доходит информация, что тот или иной человек может выполнить подобный заказ, но я, как правило, пропускаю ее мимо ушей – ведь я не веду сомнительных дел. К тому же эти люди редко оправдывают свою блестящую репутацию.

– Она – исключение из этого правила. И она сейчас в Риме.

– Понятно. Вы думаете, она подбирается к этому Караваджо?

– Как знать?

– Хм. Я поспрашиваю, если хотите. Но обещать ничего не могу. Я сам впервые услышал об этом монастыре всего неделю назад.

Флавия отставила тарелку и откинулась на спинку стула, чтобы официанту было удобнее убрать ее со стола.

– Неделю назад? А что у нас было неделю назад?

– Менцис.

– Ах вот оно что. Я заметила, вы изменились в лице, когда я назвала его имя.

– Неудивительно. Это очень кстати, что вы пришли ко мне. Я рассчитываю на вашу помощь. Менциса нужно остановить.

– В каком смысле?

– Я говорю о Фарнезине [8] Фарнезина – вилла, украшенная росписью Рафаэля (знаменитая фреска «Триумф Галатеи»). .

– А что с ней такое?

Бартоло вздохнул:

– Вы, похоже, совсем не следите за новостями. Неужели вы не слышали о проекте «Фарнезина»? Обновление и восстановление фресок Рафаэля. В частности, «Галатеи».

– Все, вспомнила.

– Хорошо. «Галатея» – шедевр, и ее восстановление – крупнейший проект за последние годы. Министерство выделило на него огромные деньги. Теперь встал вопрос, кто возглавит реставрационные работы. Есть два кандидата: Дэн Менцис и мой друг Джанни Донофрио. Менцис собирает голоса в свою пользу и говорит, что проект должен возглавить человек с мировым именем – это он о себе. Он уже нашел каких-то американцев, которые готовы пожертвовать на проект большие средства. Конечно, мой бедный Джанни не в состоянии предложить такой вариант. Менцис готов использовать грязные методы, до которых Джанни никогда не опустится.

– Расскажите мне подробнее о вашем друге.

– Джанни – вольный художник, сейчас у него заказ в Боргезе. Они с Менцисом работают в разной манере и в разной традиции. Джанни никогда не изучал общую теорию реставрации и тому подобную чепуху.

– Понятно. Кустарь-одиночка против профессионала?

Бартоло кивнул:

– Понимаете, у них это семейное дело. Реставраторы Донофрио на протяжении многих поколений совершенствовали свое мастерство, они известны с начала девятнадцатого века. Все мужчины их рода осваивали это хорошее, достойное ремесло.