Леонид Юзефович - Триумф Венеры. Знак семи звезд

— Не могу знать.

— А одета как? — спросил Гайпель.

— По-господски.

— Подробнее не можешь описать?

Инвалид поднапрягся и дополнил:

— По погоде одета.

— А еще?

— Пожалуй, чуток теплее, чем по погоде. Как все господа одеваются… Русским же языком говорю вам: по-господски!

Словом, быстренько вернулись к тому, с чего начали. Замкнулся и этот круг, а в середине опять была пустота. Таинственная мадам всякий раз ухитрялась ускользнуть из расставленных Гайпелем силков. Не оставалось даже перышка с хвоста, не за что ухватиться.

Но в том, что она-то и убила Петрова, сомнений не было. С самого начала в эту историю замешалась женщина, и Гайпель чувствовал себя ищейкой, взявшей след. Преступный запах ударил в ноздри, но беглянка прошла по воде, сейчас он метался по берегу, жалобно поскуливая и не зная, куда бежать.

Имелась, правда, последняя надежда.

— Слушай, — проникновенно спросил Гайпель, — а красного зонтика не было у нее?

— Не помню, ваше благородие.

— Ты вспомни, миленький! Я тебя очень прошу, вспомни!

Инвалид замолчал, припоминая. Чтобы не мешать ему думать, Гайпель нервно прошелся взад-вперед вдоль шлагбаума. Три шага туда, три — обратно. Здесь он вскинул голову, оглядывая окрестность, и заметил, что со стороны набережной приближается одинокая женская фигура. Он увидел шляпку с вуалью, а над шляпкой… О Господи! С неба сеялась холодная морось, все вокруг было серо, по волшебным пятном в тумане плыл, покачиваясь, растянутый на спицах, влажный, блестящий от сырости кроваво-красный шелк.

— Она? — подбегая к инвалиду, прошептал Гайпель.

Тот всмотрелся:

— Наверняка не скажу, но фигурой сходствует.

— Слушай меня внимательно!

— Ага…

— Как подойдет, пропусти ее и помалкивай. Даже не смотри на нее! Будто ничего знать не знаешь. Понял?

— Так точно, ваше благородие!

Гайпель отступил за будку. Сердце трепыхалось, как подстреленное, все мысли исчезли. В голове стучало: она, она!

Потом он ругал себя, что не догадался, дурак, за ней проследить, но в тот момент ни о чем таком не думалось. Не важно казалось, куда идет, к кому, зачем. Только бы задержать!

Она торопливо прошла мимо будки, мимо инвалида, который, изображая безразличие, отшатнулся от нее, как от чумы. В одной руке незнакомка держала зонтик, в другой — дамскую сумочку.

Гайпель позволил ей пройти в глубь гавани с десяток шагов, затем не выдержал и негромко, но многозначительно окликнул ее сзади:

— И куда это, позвольте узнать, вы так спешите?

Вздрогнув, она обернулась, выставила вперед свой зонтик. Ей, разумеется, и в голову не приходило, что за ним не укроешься, что нет для нее худшей защиты, чем эта.

— Кто вы? Что вам нужно?

— Не пугайтесь, сударыня, — издевательски сказал Гайпель, извлекая из кармана свой жетон сыскного агента, — вы в полной безопасности. Вам совершенно нечего бояться… Я — из полиции!

Иван Дмитриевич еще стоял на улице, вглядываясь в чердачное оконце, когда из первого этажа позвала Нина Александровна:

— Зайдите к нам, Шарлотта Генриховна что-то хочет вам сказать.

— Про флакончик?

— Она собиралась рассказать про флакончик? Я-то думала, что-нибудь важное. Тогда не стоит ее тревожить, пусть ложится. Если про флакончик, до завтра потерпит.

— Я тоже так думаю, — согласился Иван Дмитриевич.

— Она сама не своя и ни на что не может решиться. Ни поехать к сестре, потому что здесь Яков Семенович, ни пригласить сестру сюда, потому что там Оленька. И все время чего-то боится. Причем до сих пор с ней не было никого из близких. Я сама только недавно догадалась, что она сидит совершенно одна.

Нина Александровна исчезла, и тут же раздался робкий голос жены, которая давно наблюдала за ним сверху, но лишь сейчас осмелилась окликнуть его:

— Ваня-а!

— Чего?

— Я тебя одного люблю. Ты ей не верь, она же паскуда. Мне про нее Зайцева такое рассказывала! Уши вянут.

— Иди спать.

— А ты?

— Я скоро приду.

— Ты про службу думаешь?

— Про службу, про службу.

Жена вздохнула на всю улицу:

— Приходи уж!

Окно закрылось, но этажом ниже открылось другое. Зайцев свесился над карнизом:

— Иван Дмитриевич, не видать там моей благоверной?

— Как? Разве не вернулись ваши курочки?

— Дочери воротились, жена — нет. У тестя заночевала. Наливочка у него больно хороша, а супружница моя питает склонность. Обещала с утра пораньше приехать, да что-то нету.

— Еще рано, — утешил его Иван Дмитриевич.