Леонид Юзефович - Триумф Венеры. Знак семи звезд

— Тяжелый, — удовлетворенно сказал он. — А по виду не подумаешь.

— В кости, значит, широкий, — объяснил дворник.

— Ага, мосластый. И как это я его?

— Правда, ваше благородие, она кость ломит…

У себя на этаже Иван Дмитриевич увидел, что квартира Гнеточкиных распахнута настежь. Хозяин и хозяйка с пуделем на руках стояли у порога, но его собственная дверь была закрыта. Он позвонил и, когда появилась жена, сказал заискивающе:

— К нам его пока занесем.

Она вскинула брови.

— Зачем?

— Нужно кое о чем расспросить. Важное дело.

— Почему всегда именно к нам?

— Всегда? — возмутился Иван Дмитриевич. — Что значит всегда? Первый раз.

— Нет, не позволю, — сказала жена.

— Куда ж его? Дождик на улице.

— Куда хочешь. Всякую сволоту в дом таскать… С ума сошел?

— Да это же наш с ним, — Иван Дмитриевич указал на Гайпеля, — товарищ! А ты думала? Наш товарищ, вместе служим. Шитковский его фамилия.

— Да? Приятно познакомиться,

— Давайте его в прихожую, — расслабленный этой репликой, скомандовал Иван Дмитриевич.

— Нет, — ледяным голосом сказала жена. — Через мой труп.

— Нет?

— Я сказала: нет!

Дверь захлопнулась.

Иван Дмитриевич в ярости дернул сонетку звонка:

— Лучше открой! Слышишь?.. Ладно, я сам открою.

Он начал шарить по карманам в поисках ключа, но жена уже заперлась на засов.

— Станешь ломиться, — предупредила она, — и одного не впущу.

Шитковский стоял с закрытыми глазами, свесив голову на грудь, с двух сторон поддерживаемый Гайпелем и дворником.

— Побаловался, Федя. Будет, — угрожающе сказал Иван Дмитриевич.

Тот слабо застонал — совсем как давеча жена, только еще, пожалуй, ненатуральнее, и в этот момент Гнеточкин, с острым любопытством следивший за тем, как развиваются события, предложил:

— Несите его к нам… Молчать, Джончик!

Диван застелили старой простыней, чтобы Шитковский не испачкал обивку. Здесь он окончательно пришел в себя и на правах знатного пленника, знающего, что ни один волос не упадет с его головы, обратился к хозяевам:

— Чаю соблаговолите. И послаще.

Гнеточкин кинулся было исполнять, но Иван Дмитриевич остановил его:

— Не надо, обойдется.

— Мы с женой вам не помешаем?

— Да лучше бы…

— Располагайтесь, как дома, — разочарованно сказал Гнеточкин. — Идем, Маша.

Когда супруги вышли, Гайпель отвел Ивана Дмитриевича к окну и зашептал:

— Где мы Петрова нашли, там непременно должен быть такой жетончик. Такой, как в «Аркадии». Я все облазил, нету. Сдается мне, он прибрал. Надо бы его обыскать.

Пропустив этот совет мимо ушей, Иван Дмитриевич спросил:

— Ну, Федя, и что тебе понадобилось ночью сообщить барону Нейгардту?

— Сразу честно отвечать? — поинтересовался тот. — Или сперва запираться? Вы, может, со мной поиграться хотите, как кошка с мышью.

— Дурака-то не валяй!

— Тогда извольте, — сказал Шитковский. — Никакого Нейгардта я знать не знаю.

— А в соседнем подъезде кого навещал?

— Никого. Шел мимо, по малой нужде приспичило. Не на улице же справлять? Дай, думаю, зайду под крышу. Выхожу, гульфик застегиваю, а тут вы с Гайпелем.

— Все? — нахмурился Иван Дмитриевич.

— Больше ничего не скажу, пока этот болван, — Шитковский указал на Гайпеля, — тут сидит.

— Ступай, — велел Иван Дмитриевич, — в госпиталь, узнай, жив Петров или помер. И сразу мне доложишь.

— Но я бы хотел поприсутствовать…

— Ступай, ступай!

Проводив изгнанника довольным взглядом, Шитковский сказал:

— Я у него на жалованье состою.

— У кого?

— Про кого ты спрашивал. У Нейгардта.

Иван Дмитриевич сокрушенно покачал головой.

— Ну-у, брат! Не ожидал я от тебя.

— Ваня, — улыбнулся Шитковский, — чему ты так-то удивляешься? У меня в сыскном жалованье одно, а детишек дома — трое.

— Сколько бы ни было. Это ведь должностное преступление, судом пахнет.

— Перестань, — все так же спокойно отвечал Шитковский. — Дело житейское. Я одно жалованье у государя императора получаю, другое — у барона Нейгардта. Ты — одно у государя, другое — у господина Павловецкого. Не так разве?

Иван Дмитриевич смутился. Как же Федька, зараза, проник в эту тайну? Павловецкий был редактором одной московской газеты. Раз в неделю, пользуясь к тому же бесплатной казенной почтой, Иван Дмитриевич пересылал ему подробный отчет о случившихся в Петербурге уголовных происшествиях, за что ежемесячно получал десять рублей. Существенное добавление к семейному бюджету. Это, разумеется, было против правил, и начальство ни о чем не подозревало.