Валерия Вербинина - Черная невеста

– Поразительные нынче пошли авторы, – ворчливо сказал Бедфорд после обмена приветствиями, закрывая книгу, которую читал до прихода девушки. – Вот, не угодно ли: Вернон Сомерсет. Последняя новинка сезона, везде, куда ни глянь, рекламируется эта книжка. А ведь дрянь несусветная, автор даже в оружии не разбирается. Пистолет то и дело именует револьвером и наоборот, хотя всякий уважающий себя автор детективов знает, что у револьвера – барабан, у пистолета – обойма, и спутать их никак невозможно. Вот такие вот опусы печатают сейчас и читают, читают взахлеб… – Бедфорд выразительно скривился, отчего все морщины его черепашьего лица пришли в движение. – Но бывает и хуже, и еще как бывает! Чего стоят хотя бы всезнающие бельгийские сыщики, снабженные какими-то особенными серыми клеточками, которых нет больше ни у кого на свете. Честное слово, я не понимаю, почему сыщик в детективе не может быть просто здравомыслящим англичанином! Но нет – он то француз, то бельгиец, а то и вовсе католический священник, как у мистера Честертона. А эта старая дева, мисс Кристи, которая травит своих героев направо и налево всякими изысканными ядами…

– Миссис Кристи – замужняя дама, – тихо напомнила Ксения. Но Бедфорд отмахнулся от ее слов, как от ничего не значащего пустяка.

– Важно не то, кто она, а то, как она пишет. А пишет она, как старая дева. Чего стоят хотя бы ее юные трогательные девушки, переходящие из романа в роман, которых надо непременно выдать замуж за кого-нибудь, неважно за кого… И ведь она совершенно не знает меры. Прискорбно, но факт: детектив гибнет. Как только в этот жанр пришли непрофессионалы…

Ксения перестала слушать. «Я могла бы быть сейчас на Гровенор-стрит, – сказала она себе, – и Генри Хэйли, он же Весельчак Гарри, мог бы многое мне рассказать. Почему бы мне просто не повернуться и не уйти, оставив старого ворчуна наедине с его разглагольствованиями? Ведь я в любое мгновение могу перестать изображать машинистку. Нет ничего скучнее работы с чужими мыслями – особенно когда мысли эти, по сути, отсутствуют. В деньгах я не нуждаюсь, тогда к чему вообще все это? Бросить работу, гулять по набережной недалеко от дома, смотреть на церковь тамплиеров, которых давно уже нет, как и их ордена… И что дальше? Без определенного занятия жизнь превращается в полое никчемное существование. Не зря же сказал Фома Аквинский [3]– или это был не он? – что «работа изгоняет демонов». Мои демоны по-прежнему со мной, но когда я работаю, они отступают… и я все реже вспоминаю о том, что произошло в Ницце. Мама была права – я совершила тогда огромную ошибку. Тогда мне казалось, что она судит слишком ограниченно, но сейчас я вижу, что она…»

Бедфорд повысил голос, и Ксения машинально повернула голову в сторону писателя.

– Однако сейчас никого не волнуют заслуги или знания – подумаешь, какие пустяки! Славу человеку делают газеты, а уж им-то подавай совсем другое… Вы читали последние выпуски? Помните, кого там на все лады обсуждают на первых полосах? Не короля, не премьер-министра, даже не современных актрис, прости господи, а вот эту… миссис Карлайл! Жену мясника, которая то ли нанесла шестнадцать ударов ножом любовнице мужа, то ли не нанесла… Которую неделю тянется этот дурацкий процесс, и все гадают: она это была или не она? Разумеется, куда уж честному писателю соперничать с женой какого-то мясника… и даже такому писателю, как Вернон Сомерсет! – ядовито прибавил Бедфорд.

А ведь он завидует, печально подумала Ксения, просто завидует, и больше ничего. Сидит неглупый, в общем-то, человек и переживает, что у него теперь не такая слава, какая была раньше. Впрочем, будь даже Бедфорд сейчас знаменит, как до войны, он бы наверняка нашел другие причины для недовольства. Возраст, жена, которая отравляет ему жизнь, действия правительства – да мало ли что…

– О чем вы думаете? – не удержался писатель.

– О том, что на свете нет счастья, – серьезно ответила Ксения.

Бедфорд прожил немало и не без самодовольства считал, что никто на свете больше не способен его удивить. Однако факт остается фактом: он не сразу нашелся, что ответить.

– Счастье… гм… – Писатель откашлялся, чтобы скрыть смущение. – Собственно говоря, все зависит от того, что понимать под этим словом. Лично я бы сказал, что счастье все-таки существует, но… прячется от людей…

«Может быть, у нее денежные затруднения? – размышлял он. – Конечно, я мог бы платить ей больше, тем более что она превосходная машинистка, но… с другой стороны, зачем, если она согласилась на меньшую оплату? Да и дела мои сейчас вовсе не блестящи…»