Йен Пирс - Последний суд

— Вы оказали мне медвежью услугу, — ледяным тоном начал Джонатан, войдя в галерею. Делорме радостно бросился ему навстречу. Первая ошибка. Должно быть, фразеологический словарь что-то наврал. Нужно будет написать издателю жалобу. Судя по реакции Делорме, тот воспринял его слова как искреннюю благодарность.

— О какой услуге вы говорите?

— Я говорю о картине.

— А что с ней такое?

— Как она к вам попала?

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Потому что картина, судя по всему, краденая и имеет отношение к серии жестоких убийств. А я по вашей милости контрабандой вывез ее из страны.

— Но при чем же тут я? — возмутился француз. — Я ни о чем вас не просил. Вы сами предложили. Это была ваша собственная идея.

В самом деле, галерейщик прав.

— Как бы там ни было, — продолжил Аргайл, — мне пришлось привезти ее обратно, чтобы сдать в полицию. Поэтому я хочу знать, каким образом она попала к вам в руки. Хотя бы для того, чтобы знать, что отвечать, когда меня спросят об этом в полиции.

— Сожалею, но ничем не могу вам помочь. Откровенно говоря, я просто не помню.

Какое все-таки интересное выражение «откровенно говоря», думал потом Аргайл, вспоминая разговор. Это выражение давно уже стало своеобразным заменителем фразы «Не надейтесь услышать правду». Подобное вступление, как правило, означает, что следующую фразу нужно понимать в прямо противоположном значении.

Политические деятели очень любят этот оборот и часто им пользуются. «Откровенно говоря, экономика страны никогда еще не была такой стабильной». Подобное заявление означает, что если год спустя в стране сохранится хоть какая-то экономика, он будет крайне удивлен. То же и с Делорме. Говоря откровенно (если понимать это выражение в его переносном смысле), он отлично помнил, откуда у него появилась картина, и Аргайл деликатно указал ему на это.

— Вы лжете, — сказал он. — Вы выставляете в галерее картину и не знаете, откуда она у вас появилась? Все вы прекрасно знаете.

— Не стоит так огорчаться, — сказал Делорме отеческим тоном, взбесившим Аргайла. — Я действительно не знаю. Но я готов согласиться, что не хотел ничего знать.

Аргайл вздохнул. Ему следовало быть более осмотрительным.

— Говорите, как есть. Чего уж там.

— Я знаю, кто принес картину. Человек сказал, что действует от имени клиента. За очень приличные комиссионные он попросил меня организовать доставку. Что я и сделал.

— И не стали задавать никаких вопросов?

— Он убедил меня, что в моих действиях нет ничего противозаконного.

— А есть ли что-либо противозаконное в его действиях, вас не интересовало.

Делорме кивнул:

— Это были его проблемы. Я сверился со списком картин, находящихся в розыске, и убедился, что его полотно там не числится. Для меня этого было достаточно. Я перед законом чист.

— А я — нет. Я увяз в этом деле по уши.

— Примите мои сожаления. — Делорме развел руками. Он изобразил сочувствующее лицо так натурально, что на миг Аргайлу показалось, будто он и впрямь говорит то, что думает. Наверное, не такая уж черная у него душа. Просто он не очень честный человек.

— Я полагаю, — надменным тоном сказал Аргайл, — что вы чертовски хорошо понимали или по крайней мере догадывались, что дело обстоит нечисто. Вам нужно было избавиться от сомнительной вещи, и вы взвалили эту миссию на меня. Не очень красивый поступок.

— Я же говорю, что жалею о нем. Кстати, свои обязательства я выполнил — отправил ваши рисунки в Калифорнию.

— Спасибо.

— Видите ли, мне позарез нужны были деньги. Я попал в очень трудное положение. Благодаря картине мне удалось отсрочить на некоторое время выплату долга. Поверьте, меня толкнуло на этот поступок отчаяние.

— Вы могли продать свой «феррари».

Страсть Делорме к крошечным красным автомобилям была хорошо известна в среде торговцев картинами. Аргайл никогда не понимал, что за радость — иметь машину, в которую с трудом втискиваешься.

— Продать «ферра…». О, шутка, понимаю, — ответил француз после секундного замешательства. — Нет, деньги нужны были срочно.

— И сколько вам заплатили?

— Двенадцать тысяч франков.

— За доставку?! И после этого вы сможете поклясться на Библии, стоя перед судьей, что, дескать, да, господин судья, я понятия не имел, что с картиной что-то не так?

Делорме отвел глаза:

— Ну…

— И, как я теперь понимаю, вы страшно торопились побыстрее вывезти картину из страны. Почему?

Делорме потер кончик носа, хрустнул костяшками пальцев, потом снова потер кончик носа.