— Что-то вы рано, — промолвил он.
— Вы так считаете? — удивилась Флавия.
— Да. Ведь я назначил вам после четырех. Впрочем, если пришли, давайте займемся делом. Но не ожидайте, что я расскажу что-нибудь интересное.
— А я как раз на это надеялась, — сказала она. Ди Ланна откинул голову и рассмеялся:
— Садитесь, садитесь. Как вас зовут?
Он занял свое место за столом и внимательно посмотрел на Флавию. Его глаза озорно блеснули. Позднее, размышляя об этой встрече, Флавия решила, что именно озорным блеском Ди Ланна ей сразу очень понравился. Ни у кого из «нормальных» политиков таких глаз просто быть не может. Преобладание твида в одежде предполагало намек на английский стиль, однако все остальное — прическа, манера сидеть, двигать руками — свидетельствовало о простоте и демократичности, что необыкновенно подкупало любого собеседника.
— И кто же я, по-вашему? — спросила Флавия.
— Журналистка? Пришли выпытывать, когда я собираюсь сменить кабинет министров?
Флавия протянула ему удостоверение. Ди Ланна не выказал удивления.
— Я хочу уточнить, — произнесла Флавия, — в вашем кабинете можно вести конфиденциальные разговоры?
Он взглянул ей в лицо.
— По средам утром я обнаруживаю здесь «жучок» или два и сразу убираю. Они это знают, но продолжают ставить. Не потому, что ожидают услышать что-либо интересное, просто извещают, что я под наблюдением. Но в данный момент здесь чисто.
— А кто они?
Ди Ланна пожал плечами:
— Понятия не имею. Видимо, какие-то темные государственные структуры. Ладно, лучше расскажите, почему мной заинтересовалось управление по борьбе с кражами произведений искусства?
— Вы можете иметь отношение к одной из краж. Я предполагаю, что это вы на прошлой неделе прислали мне три миллиона долларов для выплаты выкупа.
Ди Ланна усмехнулся, давая понять, что прислать кому-то три миллиона долларов — дело для него пустяковое. Что скорее всего так и есть.
— Странно. Меня заверили, что никакого расследования не будет.
— Можете быть спокойны, официально расследование не ведется. Я пришла сюда, поскольку возникли определенные проблемы, связанные с гибелью вашего родственника.
Упоминание Саббатини не вызвало на лице Ди Ланны ни смятения, ни печали.
— А мне казалось, — сказал он, — это снимает все проблемы.
— Наоборот. Дело в том, что, когда позвонили насчет выкупа, он скорее всего был уже мертв. Это означает, что у Саббатини был сообщник, у которого сейчас эти деньги, или кто-нибудь другой намеренно использовал его стиль игры, чтобы сбить нас с толку.
Ди Ланна внимательно слушал.
— Предположим, я не единственная, кто знает о вашей родственной связи, — продолжила Флавия. — В таком случае следует предположить и вероятность того, что трюк был нацелен на вас.
Он качнулся несколько раз в кресле. Очередной американизм, подумала Флавия.
— Думаю, вы правы. Если об этом станет известно, то моей репутации будет нанесен ущерб.
— Да, — согласилась Флавия. — Человек, получивший ваши деньги, знает все о похищении картины и выкупе. И у него есть доказательства. Вы бы желали, чтобы средства массовой информации раструбили, что из музея похищена картина, сохранность которой гарантировал сам премьер-министр Италии, и которая была возвращена незаконным способом при вашем содействии?
— Разумеется, нет.
— Именно поэтому я пришла к вам. Все-таки неплохо выяснить, кто за всем этим стоит. Тогда уменьшится вероятность неприятного сюрприза, что однажды утром вы раскроете газету, а там…
Ди Ланна кивнул:
— Мудро. Вообще-то я чувствовал, что этот мерзавец так или иначе обязательно сделает мне какую-нибудь гадость.
— Вы с ним часто встречались?
— Нет. Я не видел его почти двадцать лет. Даже не разговаривал по телефону. Для меня этот человек просто не существовал. Он предатель.
— Зачем же вы присылали ему деньги?
Ди Ланна вопросительно вскинул брови.
— Я была в адвокатской фирме, перечислявшей ему ежемесячное содержание.
— Это деньги его отца, они находятся в доверительном управлении. Я изрядно потратился на адвокатов, чтобы ограничить сумму выплат, и кое-что удалось. Но все равно средств у него было достаточно. Поэтому я очень удивился, узнав, что он решился на грабеж. До сих пор не понимаю, зачем ему это понадобилось. Он обладал одним хорошим качеством, очевидно, единственным, — ему было наплевать на деньги. Если они у него были, он их тратил. Если нет — ему было безразлично.
Читать дальше