— Однако не сработало, — заметил Морелли.
— Да. Тейнет действовал с большей решительностью, чем от него ожидали, и выгнал куратора из музея. Тогда Лангтон предпринимает еще одну попытку. Коллинза принимают на службу в музей Боргезе, там он раскапывает документы по Бернини. И снова закрутились колесики и винтики. Лангтон не раз слышал историю о том, как Морзби обманули с бюстом Бернини. Нетрудно было догадаться, что старик страшно обрадуется возможности заполучить наконец бюст. В этой схеме существовали определенные сложности, но главная заключалась в том, как найти Бернини и вывезти его из страны. Для этой цели избрали ди Соузу, несчастного неудачника, на которого можно было бы взвалить всю вину за контрабанду, чтобы музей остался вне подозрений. Морзби почувствовал бы себя отмщенным, кроме того, сбылась бы его мечта заполучить наконец бюст.
И вот Лангтон отправляется в Италию, в музей, но получает от ворот поворот. Коллинз сообщает ему, что старик Альберджи недавно умер. Тогда он звонит полковнику Альберджи, но оказывается, что тот не имеет ни малейшего понятия о том, что находится у него в доме. Лангтон сразу же понимает: если Бернини там, то он единственный человек, который знает об этом. Организует ограбление, чтобы завладеть бюстом, но остается ни с чем. Никакого Бернини там не оказалось. Лангтон в дураках.
Однако он не тот человек, которого может остановить такой пустяк. Лангтон понимает: если он догадался, что Бернини может находиться у Альберджи, та же мысль придет в голову кому угодно. Лангтон подцепляет на крючок ди Соузу, для отвода глаз покупает у него несколько второстепенных вещиц, а затем платит ему за транспортировку груза через Атлантику. Деньги переводятся по обычной схеме, при этом, как я подозреваю, два миллиона долларов делают незапланированную остановку на банковском счете Коллинза. А уж потом исчезают неведомо куда.
Лангтон близок к цели. Он может не только лишить Морзби огромной суммы, но и заслужить благодарность старика за сделку и занять место Тейнета. Осуществить этот замысел можно было при одном существенном обстоятельстве: никто не должен заглядывать в ящик. Лангтон и прежде ввозил в музей разные экспонаты и был уверен, что таможня не станет тратить время на проверку груза. Но чтобы обезопаситься, он откладывает получение ящика до последнего момента, пока ему не становится известно о приезде в музей старика Морзби. Кстати, именно Лангтон настоял на том, чтобы ящик поместили в кабинет Тейнета, частично вскрыли, а потом решили отказаться от осмотра под предлогом нехватки времени. Теперь ему лишь оставалось залепить глазок камеры паштетом и ждать, когда все остальные начнут строить догадки на этот счет.
Морелли недовольно поморщился:
— Вряд ли он мог рассчитывать, что кто-то в это поверит?
— Но ведь мы поверили. В том-то и состоял фокус. Убедить всех и каждого, что бюст подлинный, после того как он исчез из кабинета Тейнета. Но для осуществления замысла ему нужно было активное, пусть неосознанное, содействие итальянской полиции. Мое в том, числе, черт бы его побрал! Он знал, что мы будем расследовать кражу у Альберджи, и все, что нам нужно, так это связать кражу с бюстом Бернини. И эту связь обеспечил Джонатан Аргайл, который немедленно позвонил мне в Италию и стал убеждать, будто свершилась контрабанда, причем проявил такую настойчивость, что мы тут же были вынуждены заняться этим делом. Я отправилась в музей Боргезе, и только сущий идиот проглядел бы связь.
Аргайл был потрясен, услышав, что его объявили чуть ли не прямым пособником в этой мошеннической операции.
— Лангтон приобрел Тициана позже, когда договорился с ди Соузой. Именно он настоял, чтобы Аргайл прилетел в Лос-Анджелес. Тициан не слишком вписывался в коллекцию музея. Выглядел эдакой паршивой козой…
— Овцой.
— Паршивой овцой в стаде других картин. Если предположить, что музей все же придерживался некой последовательной политики в приобретении, то это просто ни в какие ворота не лезло. Как, впрочем, и привезенная ди Соузой скульптура. Она тоже никак не вписывалась. Купили картину лишь по одной причине: обеспечить присутствие Аргайла в музее на момент преступления. Его дружба со мной и нашим управлением не являлась тайной для итальянских дельцов от искусства. Как только бюст исчез, Аргайл начал названивать мне, а уж я пошла по следу, заранее намеченному преступником.
Флавия так и сыпала идиомами. Должно быть, она не всегда правильно употребляла их. Наконец Флавия замолчала и вопросительно взглянула на Аргайла. Тот одобрительно кивнул.
Читать дальше