Йен Пирс - Бюст Бернини

Письменное заключение о том, что пуля, извлеченная из головы убитого, соответствует найденному возле тела пистолету, не слишком заинтересовало Морелли, он в этом почти не сомневался. Не сомневался он и в том, что именно из этого оружия был застрелен Морзби. А вот факт, что пистолет был зарегистрирован на имя Анны Морзби, явился для него сюрпризом. Интерес к этой дамочке вновь ожил. И Морелли добавил еще одну звездочку против имени Дэвида Барклая.

Представления американцев о гостеприимстве, важность дела, а также врожденная услужливость Морелли стали причиной того, что он, несмотря на усиливающуюся зубную боль и, как следствие, раздражение против всех и вся, прибыл в аэропорт в час ночи встретить выходившую из самолета Флавию.

Последние несколько дней не ознаменовались сколько-нибудь приятными для него событиями. Помимо проблем, связанных с делом Морзби, которое, следует признать, продвигалось слабо или почти не продвигалось, внимание Морелли постоянно отвлекали другие неоконченные дела, назойливые расспросы начальства, глупейшие спекуляции на эту тему газетных репортеров. И еще эти десны — они его просто доконали.

Он просиживал на работе чуть ли не круглые сутки, жена возмущалась, и хотя информации накопилось достаточно, Морелли никак не удавалось соединить все разрозненные фрагменты воедино. И вот теперь, когда они все же начали складываться в некую еще не слишком четкую картину, особой радости это не принесло. В целом Морелли приветствовал сотрудничество на международном уровне, однако не понимал, чем ему поможет Флавия ди Стефано. Она наверняка отнимет у него много времени и почти ничего не даст взамен.

Правда, ее можно рассматривать как кость, которую можно бросить этим собакам-репортерам и отвлечь тем самым их внимание. Приезд Флавии уже вызвал в прессе массу слухов и предположений. Американцев всегда почему-то возбуждала перспектива сотрудничества с Европой (местом, неизбежно ассоциировавшимся в их прямолинейном сознании с хитростью и распадом). Стоит упомянуть, к примеру, Италию в связи с преступлением, и утром уже с полдюжины ученых мужей будут мрачно вещать о мафии.

Ничего, пусть пережевывают эту жвачку, рассуждают о возможных связях Морзби с организованной преступностью, а Морелли с коллегами спокойно продолжат свое дело.

Он заметил ее первым, сонно бредущую к окошкам справочной, и, несмотря на столь поздний час и усталость, позавидовал Аргайлу. По происхождению Морелли был итальянцем, а потому питал патриотическое пристрастие к женщинам именно такого типа. Утомленная перелетом, Флавия тем не менее выглядела прелестно, а растрепанные светлые волосы и помятая одежда лишь придавали ей шарма. Нет, подумал Морелли, пока она направлялась к нему, лицо красивым, пожалуй, не назовешь. Да и хорошеньким — тоже. Но все же было что-то в нем притягательное, нечто такое…

— Синьорина ди Стефано? — произнес Морелли, когда Флавия в очередной раз широко зевнула и протерла глаза.

Она окинула его подозрительным взглядом, сделала еще шаг навстречу, и на ее лице появилась улыбка.

— Детектив Морелли. — Флавия протянула ему руку. — Спасибо, что встретили меня. — Они обменялись рукопожатием.

По-английски говорила она бегло, правда, с сильным акцентом, который Морелли счел совершенно неотразимым, и на пути к машине рассказывала о своем путешествии. Повествование можно было свести к одному слову — чудовищно.

— Я заказал вам номер в отеле Аргайла. Надеюсь, вам понравится. Это недалеко от музея, вполне комфортабельный маленький отель.

— Наверное, сейчас уже слишком поздно навещать Джонатана? — спросила Флавия. — Я пару раз звонила в больницу, но поговорить с ним так и не удалось. Они не соединили.

— Напрасная трата времени, — сказал Морелли, выехав на автостраду и повернув на север. — Сегодня днем Аргайл уже выписался.

— Разумно ли это?

— Врачи говорят, что нет. Но все они одинаковы. Я имею в виду в этих вопросах. Видите ли, Аргайл заявил им, что если останется в больнице, то просто умрет от скуки, поэтому будет долечиваться в домашних условиях. Вызвал такси и упорхнул. С тех пор ничего о нем не слышал.

— О Господи! Какое легкомыслие!

— Да, пробыл здесь у нас всего пять дней, едва не угодил под грузовик, потом попал в серьезную аварию, разнес магазин, сломал ногу, постоянно собачился в больнице с врачами и медсестрами. От таких людей исходит опасность. Кроме того, я хотел предоставить ему защиту на время проведения расследования. А теперь даже не знаю, где он…