Эллис Питерс - Ярмарка Святого Петра

— Я сама вызвалась прийти сюда, — заявила Эмма негромко, но твердо. — Заверяю вас, никто меня не заставлял. Таково было мое собственное решение.

— Ну, ежели так, я могу лишь поблагодарить вас. Вы слышали, что обо всем, случившемся до того, как эти молодцы спустились к пристани, все свидетели рассказывают одинаково, а дальше их показания заметно расходятся. Вы были там. Позвольте узнать о том, что произошло у вас на глазах.

— То, что этот юноша был предводителем всей компании, сущая правда. Он обратился к моему дядюшке, как мне кажется, потому, что счел его самой важной персоной среди купцов, но говорил громко и внятно, так что его могли слышать все торговцы на пристани. Я бы не сказала, что в его словах содержались какие-либо угрозы: он жаловался на то, что город потерпел немалый урон, аббатство же за право проведения ярмарки платит очень мало, и просил, чтобы все мы, приехавшие на торг, признали правоту горожан и, вместо того чтобы вносить пошлины и сборы в казну аббатства, уделили десятую часть в пользу Шрусбери. Дядюшка же считал, что надлежит строго придерживаться хартии, ни о каких уступках он и слышать не хотел, а потому велел молодым людям убираться прочь. Но этот юноша не послушался, а продолжал спорить и настаивать на своем. Тогда дядюшка отмахнулся, повернулся к нему спиной и собрался уйти. Ну а паренек — тот, что сейчас под стражей, — попытался задержать его и ухватил за рукав. У дяди под рукой оказалась палка, он развернулся и с размаху ударил юношу. Думаю, дядюшка решил, что тот хотел напасть на него.

— А разве не так? — с некоторым удивлением в голосе спросил шериф.

Девушка бросила один быстрый взгляд на юного узника, обернулась в поисках поддержки к брату Кадфаэлю и, помедлив немного, ответила:

— Нет. По-моему, нет. Конечно, молодой человек рассердился, но он не сказал ни одного худого слова и не делал никаких угрожающих движений. Но дядюшка испугался и ударил его, и сильно. Удар свалил несчастного с ног, и он едва не лишился чувств. — На сей раз Эмма внимательно посмотрела на Филипа и увидела, что юноша воззрился на нее широко раскрытыми глазами. — Вот видите, у него ссадина на левом виске. Это отметина от удара.

На густых рыжеватых волосах Филипа запеклась кровь.

— А не пытался ли он потом отплатить за удар? — поинтересовался Прескот.

— Куда там, — просто ответила девушка. — Он ведь был наполовину оглушен и даже подняться не мог без посторонней помощи. Но тут остальные начали драку и стали бросать товары в реку. А к этому юноше подошел брат Кадфаэль, помог ему подняться и подвел к друзьям, которые и увели его с причала. Я уверена, что самостоятельно он и двинуться бы не смог. Похоже, он даже не понимал, что случилось.

— В то время, возможно, так оно и было, — рассудительно заметил Прескот, — но позже, вечером, он пришел в себя да еще и напился, в чем сам сознается. Может быть, тогда он и задумал поквитаться с мастером Томасом.

— На сей счет я ничего сказать не могу. Но тогда, на пристани, мой дядя замахнулся на него снова и, если бы я его не остановила, возможно, даже покалечил бы беднягу. Такое вовсе не в характере дядюшки, совсем на него не похоже, но он растерялся и был вне себя от ярости. Брат Кадфаэль может подтвердить правдивость моего рассказа.

— Подтверждаю, — промолвил монах, — все чистая правда от первого до последнего слова.

— А вы, лорд Корбьер?

— Я так же ничего не могу добавить к тому, что поведала нам мистрисс Вернольд. Как этого смутьяна уводили его приятели, я видел, а что с ним стало потом, мне неизвестно. Но здесь присутствует мой слуга, Турстан Фаулер, который утверждает, что вечером встречал его в таверне, что на углу возле ярмарочной площади. Должен сказать, — добавил Иво с брезгливой гримасой, — что, по моему мнению, Турстан помнит о событиях минувшей ночи немногим больше вашего узника, поскольку мы подобрали его после одиннадцати и, судя по всему, к тому времени он давно уже был мертвецки пьян. Я запер его на ночь в аббатстве, в келье для проштрафившихся братьев. Но он проспался и уверяет, что голова его прояснилась, вроде бы он может припомнить все, что видел и слышал. Поэтому я решил — пусть этот бездельник сам все вам расскажет.

Сокольничий неохотно, бочком выступил вперед, поглядывая из-под густых сдвинутых бровей. Похоже, голова у него еще гудела.

— Ну, — хмуро взглянув на парня, спросил Прескот, — что ты можешь нам сообщить? Выкладывай.

— Милорд, вчера вечером мой хозяин лорд Корбьер строго-настрого запретил мне покидать аббатство. Но я-то знал, что он допоздна будет осматривать окрестности, вот и осмелился нарушить приказ. И занесла меня нелегкая в таверну Уота, что у ярмарочной площади. Там-то я и встретил этого парня. Пил он, скажу я вам, со мной наравне, а я не дурак выпить и по большей части не теряю головы от хмельного. В таверне было полно народу, так что, думаю, многие подтвердят мои слова. Тот малый все сетовал, как ему по голове досталось, и всячески поносил своего обидчика. Божился, что непременно посчитается с ним еще до рассвета. Вот и все, что я могу рассказать, милорд.