Диана Стаккарт - Гром среди ясного неба

Боже, какая несправедливость!

Раньше я бы тотчас громко выразила свое несогласие. Сейчас же я оставила свои мысли при себе. Потому что последние несколько месяцев помогли мне понять правоту слов мастера, который частенько говаривал, что жизнь несправедлива и всегда такой была. Вместе с пониманием этого прискорбного факта пришла и уверенность в том, что поступки одного единственного человека способны порой перевесить чашу весов в сторону добра и справедливости, и тогда зло бывает наказано.

Увы, меня терзали подозрения, что я никак не отношусь к числу таких великих одиночек. По крайней мере, мое время еще не пришло…

Отец тем временем кивал в знак согласия.

— Я почти ничего не понимаю в политике, и тем более, в войне, но мерзавцев я узнаю с первого взгляда, пусть даже они носят шелка и бархат. А то, что герцог Никодемо мерзавец — это не вызывает ни малейших сомнений. Впрочем, герцог Миланский ничуть не лучше. Для них самое главное потуже набить золотом свои сундуки и окружить себя ореолом славы. Но, святой Иосиф свидетель, я был бы рад, если бы мы с тобой поскорее вернулись домой.

С этими словами он отпустил мою руку и улыбнулся.

— Ты пока отдыхай, а я пойду, помогу твоим товарищам грузить на повозки наше добро. День уже клонится к вечеру, и мы останемся здесь на ночь, под охраной солдат Лодовико, а завтра с рассветом двинемся в обратный путь.

Сказав это, отец ушел. Я же осталась наедине со своими мыслями, и потому задумалась, что означают его слова о том, что мы возвращаемся домой. Вряд ли отец имел в виду, что мне придется сопровождать его, потому что лично мне этого не хотелось бы. Увы, его слова все еще звенели у меня в ушах, а я тем временем принялась готовить доводы против моего возвращения домой. Мне не хотелось думать о том, что я не вернусь в Милан, но затем меня посетила куда более тревожная мысль.

Что если Витторио прав и мастер сердится на меня? И пусть мною двигали самые что ни на есть благие намерения, но я ослушалась Леонардо. Более того, по моей вине загублено его детище, причем до того, как он сам его опробовал! Леонардо вполне мог решить, что я более недостойна быть его подмастерьем. И вот теперь, запятнанная позором с головы до ног, я вынуждена вернуться домой вместе с отцом, ибо мне ничего другого не остается.

Но если это случится, моей давней мечте стать художником уже никогда не осуществиться. И мой путь к вершинам мастерства оборвется столь же резко, как и мой неудачный полет на крылатом творении Леонардо.

Мы отъехали от замка на рассвете следующего дня. Впереди и сзади нас гарцевали солдаты герцога Миланского. Давид как обычно правил повозкой, на которой ехали мы, подмастерья. Позади нас мой отец взял в руки поводья повозки, которой до этого управлял Тито. Паоло и Томмазо, как и по дороге сюда, правили двумя оставшимися. Скорость нам задавали солдаты, так что мы двигались гораздо быстрее, чем когда нами командовал Леонардо.

Поскольку вращающиеся лезвия его колесницы были сложены, чтобы о них никто не поранился, мастер ехал впереди, рядом с верховыми сопровождающими, но позади капитана гвардии и его непосредственных подчиненных. За наездниками двигались телеги с провиантом и рота пеших солдат, а за ними мы, на наших повозках. Остальная часть пеших и конных солдат замыкали нашу процессию, создавая нечто вроде щита на тот случай, если герцог Никодемо нарушит договор еще до того, как мы покинем его владения, и пошлет нам вдогонку солдат.

Юная кузина Моро, Марианна — бывшая герцогиня Понтальбы — ехала впереди, верхом на небольшом белом жеребце, рядом с другими наездниками, облаченная в тот же самый, теперь уже изрядно потрепанный, наряд, в который она была одета в тюремной камере. По бокам от нее ехали верхом два дюжих солдата.

Хотя их закованные в латы скакуны были почти вдвое больше белого жеребца Марианны, я подозревала, что солдат к ней приставили не столько для охраны, сколько на тот случай, если вдруг у нее закружится голова, и она, выпустив из рук поводья, свалится на землю. Кстати, такое было очень даже вероятно, поскольку сейчас она показалась мне еще более худой и измученной, чем тогда в камере. Но Марианна оказалась достойна своих предков из рода Сфорца, даже несмотря на свое нынешнее состояние.

Пока я накануне ночью лежала, приходя в себя, отец рассказал мне о других событиях того дня. Освобождение герцогини было столь же драматичным, как и столкновение Милана и Понтальбы. Марианна ответила отказом на предложение капитана стражи вывезти ее из замка на одной из повозок. Вместо этого, узнав, что вырвалась из цепких лап герцога, она заявила, что проскачет в ворота верхом на лошади, а потом, так же верхом, проделает весь путь до Милана.