Аманда Скотт - Код Майя - 2012

— В июне королева родила близнецов; девочку и мальчика. Девочка умерла во время родов. Мальчик, Виктор, поручен заботам лучших лекарей страны. Одни из них говорят, что он выживет, большинство в это не верят. Мы не можем произвести на свет близнецов. Король посчитает это дурным знаком.

Оуэн вынул руку из узкого родового канала и посмотрел на мать, чьи глаза были едва видны из-за огромного живота. Он прочитал в ее взгляде страх, но причиной были не предрассудки двора, а опасение за детей и боль, которая терзала ее тело.

Он положил окровавленные руки так, чтобы она их не видела, но почувствовала утешительное тепло, и обратился прямо к ней:

— Мадам, вполне возможно, что внутри вас находятся трое детей. Такие случаи известны. Но даже если это и не так, мы должны позволить им увидеть свет дня. Король Анри человек разумный, и я сомневаюсь, что он посчитает появление на свет ваших детей дурным предзнаменованием для своего сына.

Он увидел, как она пытается что-то сказать, но не смог различить слова. Она облизнула губы сухим языком и предприняла новую попытку:

— Делайте то, что вы должны. Поступайте по собственному усмотрению.

Решимость, читавшаяся в ее взгляде, была именно тем, что когда-то заставило Седрика Оуэна выбрать именно эту профессию и что не позволяло ему от нее отказаться, несмотря на идиотизм окружающих, предрассудки и чуму. В груди у него возникло диковинное и одновременно знакомое ощущение, и он послал самую сообразительную служанку за горячей водой и чистыми простынями, а сам обратился к живущему в его сознании голубому камню, который определял его дорогу в жизни и всегда помогал в выбранном деле. Завернутый в кусок мешковины драгоценный камень был надежно спрятан под одной из половиц в его комнате, но он чувствовал его присутствие с тех самых пор, как занялся медициной. Несколько мгновений он парил в чистом голубом небе и сверху смотрел на мир, где суетились похожие на муравьев люди. Среди этих муравьев выделялись, точно драгоценная золотая пыль, его пациенты, и он болел за них всей душой.

Когда Седрик Оуэн вернулся в реальность, одновременно удерживая в себе все, что было далеко и рядом с ним, он обратил обостренное внимание на женщину и две новые жизни, которые ощущал под своими пальцами.

— Месье де Монтгомери?

Голос доносился до него словно издалека. Седрик сел на выскобленный пол, еще сырой после того, как его вымыли служанки, и прислушался к звукам, которые издавал выживший малыш, сосавший грудь матери. Точка Фортуны оставалась в созвездии Близнецов ровно столько, сколько понадобилось, чтобы младенец появился на свет при ее благословении, но изменила свое положение, прежде чем смог благополучно родиться второй ребенок, и Рак раздавил его своими клешнями. Мертвое тельце уже завернули в чистую ткань и отложили в сторону. Позвали священника, который произнес молитву на латыни, а затем на архаичной форме французского, понятной матери, и ушел, перекрестившись.

Оуэн погрузился в мир за гранью усталости, где мучительная боль в руке стала сладостной наградой, а близость к новой жизни — даром, возвысившим его над страхами, надеждами и мелкими заботами тех, кто его окружал.

А еще он забыл о своем вымышленном имени.

— Месье де Монтгомери! Королева требует вас к себе.

— Королева? — Неожиданно он вспомнил, кто он такой и где находится. Терпение не было отличительной чертой Екатерины Медичи. — Почему?

Шарль, отец одной живой девочки и одной мертвой, побледнел как полотно. Он изобразил на лице подобие улыбки и ответил:

— Королева узнала о нашей… радости. Она хочет взглянуть на молодого доктора из Шотландии, который сумел привести в мир живую девочку.

Оба ребенка были девочками. Живую родители были вынуждены назвать Викторией, в честь больного принца, осчастливившего своим появлением на свет королеву Франции Екатерину и Генриха II, ее мужа.

Здесь-то и крылась проблема. Сестра короля, вдовствующая королева-мать Шотландии, являлась самым могущественным союзником Франции в сложных политических войнах и воевала с Европой. Ее дочь Мария, официальная королева Шотландии, жила во Франции, вверенная заботам своего дяди, а при французском дворе находилось шотландцев ничуть не меньше, чем самих французов, и любой из них мог в первые минуты разговора догадаться, что шотландец с полосами морковного цвета и опасными для дам глазами, которые при определенном освещении казались карими, а порой становились зелеными, мало что знает о Шотландии, о ее народе и политике.