— Не то чтобы очень, сэр. Мы ловили рыбу в Заливе. Одно лето я служил на чартерном судне, которое ходило до Майами и далее до Бимини. Но на других островах я не бывал.
— Но вы знаете морское дело. — Выпуклые глаза Гувера непроницаемо уставились на меня. Я терялся в догадках, к чему он клонит.
— Да, сэр. В достаточной мере, чтобы плавать матросом.
Директор вновь посмотрел в бумаги.
— Расскажите мне об инциденте в Веракрусе, специальный агент Лукас, — велел он.
Я понял, что Гувер изучает мой рапорт, напечатанный на десяти страницах через один интервал, вложенный в личное дело.
— Известны ли вам подробности операции вплоть до того момента, когда Шиллер завербовал информатора в мексиканской полиции? — спросил я.
Гувер кивнул. На секунду солнце выглянуло из-за облаков, и его лучи хлынули в окно, создавая эффект, который так любил директор. Больше я не мог видеть глаза Гувера, только силуэт его мясистых плеч на фоне неясных очертаний спинки кресла... и блеск солнца на увлажненных маслом волосах.
— Я должен был встретиться с ними в одиннадцать вечера в доме на улице Симона Боливара и обменять сведения на деньги, — заговорил я. — Мы проделывали это десятки раз.
Я всегда приходил по меньшей мере за тридцать минут до встречи, чтобы осмотреть место. Но в данном случае они явились за полтора часа до назначенного срока, затаились в темноте и ждали, когда я возникну в проеме входной двери. Я заметил их присутствие в самый последний момент.
— Что насторожило вас, специальный агент Лукас? — произнес туманный силуэт голосом Гувера.
— Собака, сэр. Там была рыжая псина, и она лаяла всякий раз, когда я приходил. Как правило, собаки в Мексике добры к чужакам, но эта сука принадлежала крестьянину, который присматривал за домом по поручению Шиллера. Она сидела на цепи в заднем дворике. За двое суток до случившегося крестьянина взяли наши люди, и собака изголодалась.
— Значит, вы услышали ее лай?
— Нет, сэр. В том-то и дело, что не услышал. Думаю, она подняла шум, когда появился Шиллер, и тот велел своему напарнику перерезать ей горло.
Гувер усмехнулся.
— Точь-в-точь как было у Шерлока Холмса. Собака в ночи.
— Прошу прощения, сэр?..
— Вы не читали про Шерлока Холмса, специальный агент Лукас?
— Я не читаю выдуманных книг.
— Выдуманных? Вы имеете в виду романы и повести?
— Да, сэр.
— Хорошо, продолжайте. Что случилось дальше?
Я провел ладонью по полям шляпы, лежавшей у меня на коленях.
— В общем-то, ничего. Вернее, случилось многое, но очень быстро. Я уже стоял в дверях, когда сообразил, что собака не лаяла. Я решил войти. Шиллер и его компаньон не ждали меня так рано и не успели занять выгодную позицию для стрельбы. Я вошел быстро. Они стреляли в меня, но промахнулись в темноте. Я открыл ответный огонь.
Гувер сложил ладони, словно в молитве.
— Баллистическая экспертиза показала, что они вдвоем расстреляли более сорока патронов. Девятимиллиметровых.
Кажется, у них были «люгеры»?
— "Люгер" был у Лопеса, наемника, — ответил я. — Шиллер стрелял из «шмайссера».
— Из пистолета-пулемета, — сказал Гувер. — Должно быть, в маленьком доме выстрелы прозвучали очень громко.
Я кивнул.
— А вы стреляли из девятимиллиметрового «магнума» и выпустили всего четыре пули.
— Да, сэр.
— Два попадания в голову и одно — в верхнюю часть туловища. Лежа ничком. В темноте. В шуме и суматохе.
— Их выдало пламя из стволов, сэр. Я не старался непременно попасть в голову, просто целился во вспышки. Как правило, в темноте люди стреляют чуть выше, чем требуется.
Думаю, Шиллера сбил с толку грохот. Лопес был профессионалом, а Шиллер — простофилей и любителем.
— Теперь этот простофиля мертв.
— Да, сэр.
— Вы по-прежнему носите с собой девятимиллиметровый «магнум», специальный агент Лукас?
— Нет, сэр. Теперь у меня табельный полицейский пистолет.
Гувер перелистнул обратно несколько страниц.
— Кривицкий, — негромко произнес он, словно обращаясь к самому себе.
Я промолчал. Если меня ждали неприятности, то, вероятно, дело именно в том человеке, которого только что назвал Гувер. Он продолжал листать толстую папку.
Генерал Вальтер Григорьевич Кривицкий возглавлял НКВД. советскую разведывательную службу в Западной Европе, вплоть до конца 1937 года, когда он вынырнул из тени в Гааге и попросил убежища на Западе, сообщив репортерам, что «порвал со Сталиным». Ни один человек не мог бы порвать со Сталиным и остаться в живых. Кривицкий пошел по стопам Льва Троцкого, гибель которого в Мехико-сити стала самым ярким подтверждением этому неумолимому правилу.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу