Лора роулэнд - Жена самурая

Томохито с жалким видом покачал головой.

— Нет, — прошептал он; лицо было болезненно-бледным: казалось, император вот-вот лишится чувств. — Он не делал этого. Я не могу...

— Посмотрите вокруг. — Сано высоко воздетым мечом прочертил в воздухе дугу, указав на близкие горы и далекий город. — Япония больше, чем вы представляете. У сёгуна сотни тысяч воинов. Мятежники, которым удастся избежать смерти сегодня, могут бродить по стране, вербуя сторонников, организовывая бунты, но они никогда не победят. Амбиции Исидзё намного превосходят его возможности.

Император обозрел окрестности храма; по телу пробежала дрожь; тени умирающей мечты затуманили глаза. Сано, охваченный жалостью к мальчику, вложил меч в ножны. Томохито заплакал.

— Я хотел править Японией, — разобрал Сано сквозь рыдания. — Я хотел быть полезным богам... Я не думал, что люди способны причинить мне вред. — Томохито глянул на кровоточащие пальцы. — Исидзё не поднимал мятежа, но, если желаете, я подтвержу... Спасите меня...

Настойчивое отрицание вины Правого министра обеспокоило Сано. Ему не нужны были лживые показания, довольно и истории с Асагао. «Неужели вправду Исидзё не плел заговора? Неужели не он убил Левого министра и Аису? — подумал Сано. — Впрочем, мятеж и убийства могут быть не связаны между собой. — Он быстро начал перестраивать факты в новую версию. — Томохито — душа мятежа. Мятеж обречен на провал. Томохито грозит по крайней мере отречение. Кто от этого пострадает в первую очередь? Кому наиболее выгодна смерть дворцового осведомителя мецукэ и следователя, упорно продвигающегося к истине? Кто, зная о планах императора, не мог его остановить и всеми силами старался оттянуть неизбежный крах? Если изменник и убийца не одно и то же лицо...» Догадка обожгла Сано.

С восточной стороны павильона раздалось медленное, неуверенное пошаркивание сандалий.

— Помоги мне, Момо-тян! — крикнул император.

Канцлер Янагисава верхом на коне наблюдал за сражением. Гремели ружья, свистели стрелы. Мечники сходились в схватке, клинки сверкали в свете упавших факелов и подожженного дерева. Сотни тел лежали на площадке и ступенях лестницы, ведущей к храму Киёмицу; носились лошади, потерявшие седоков; земля краснела от крови. Сторонники Токугавы несли огромные потери, но и сейчас численно намного превосходили сторонников императора. Победа была близка.

Янагисава объезжал поле битвы. Размахивая боевым веером, он отдавал приказы, которые глашатаи доносили до командиров посредством труб, сделанных из раковин. Голос был сорван, горло болело от напряжения, уши почти заложило от шума, грудь саднило от дыма и пороховых газов, тело ломило от пуль, непрерывно ударявшихся в броню, звериная жестокость вызывала дурноту, зато самурайская душа ликовала.

Янагисава мечом полоснул по шее конного мятежника и почувствовал восторг, не сравнимый с тем, что он испытывал, выигрывая политические стычки.

Двое монахов в порванных оранжевых хитонах, развевающихся на ветру, припустили вниз по склону горы в сторону города.

— Задержать их! — просипел Янагисава.

Прежде чем воины успели выполнить приказ, из темноты вынырнул самурай в простом кимоно. Держа в правой руке длинный меч, в левой — короткий, он преградил монахам путь; те выставили против него копья. Завязалась драка. Янагисава с недоумением наблюдал за ней. «Кто это с таким опозданием присоединился к сражению?» Неизвестный зарубил одного из противников и, гонясь за другим, попал в полосу света. Янагисава узнал широкие плечи и размеренные изящные движения. Заморгав, он прошептал:

— Не может быть!

Ёрики Хосина прикончил второго монаха и побежал вверх по склону, оглядываясь по сторонам. Внезапно он увидел Янагисаву и замер. Шум битвы стих для них. Они не отрываясь смотрели друг на друга.

Хосина сделал пару неуверенных шагов к канцлеру. Тот, до крайности изумленный, едва ли осознавая, что творит, спешился и пошел навстречу. «Неужели страсть родила призрака?»

— Что ты делаешь здесь? — спросил Янагисава и, разглядев на лице синяки, оставленные его кулаками, понял, что перед ним живой человек.

— Я вернулся, — сказал Хосина.

Янагисава ощутил гнев и боль.

— Зачем? Чтобы опять дурачить меня или чтобы убить за то, что я унизил тебя на глазах у сослуживцев?

Канцлер перехватил рукоять меча, приготовившись к защите. Хосина молча покачал головой, бросил оружие и поднял руки в знак смирения.