Госпожа Ниу поняла: мальчику нужна твердая мужская рука. Скрепя сердце отослала сына к отцу в провинцию. Возможно, теперь, когда Масахито начал делать успехи в искусстве владения мечом, они сумеют подружиться, сын вырастет настоящим благородным человеком. Но муж, который стыдился своего ребенка-калеки, не стал им заниматься. Верный слуга прислал ей весточку, что господин Ниу просто-напросто запер Масахито в отдаленной комнате, предоставив ему жить словно зверю в клетке. Грязь, одиночество, объедки с барского стола... Преисполненная чувства вины, госпожа Ниу вернула сына в Эдо. С тех пор она не позволяла мужу наказывать отпрыска, хотя шалости с каждым годом становились все более жестокими. Старалась сама обуздать дикий нрав сына, а если не удавалось, то замаливала последствия выходок, часто очень дорогой ценой.
— Прошу тебя, Масахито, — прошептала госпожа Ниу.
На сей раз она бессильна помочь ему, если только...
— Ты хочешь, мать, чтобы я отказался от удовольствий. Ты думаешь, полиция узнает про меня.
— Масахито...
Насмешливый голос сына хлестал словно плетью:
— Ты хочешь, чтобы я держался подальше от летнего дома в Уэно. Ты хочешь, чтобы я...
— Прекрати! — взвизгнула госпожа Ниу и прижала ладонь ко рту, чтобы не сказать лишнего.
Как она ненавидела его сейчас!
И как любила. Под маской злого озорства Масахито казался еще красивее, чем когда находился в добром расположении духа. Госпожа Ниу пожалела о том, что обожает сына. В противном случае она могла бы контролировать себя, как при посторонних людях, могла бы добиваться цели, как в любой другой обстановке. Сейчас она молила небо даровать ей спокойствие и разум. Только отбросив чувства, она сумеет подчинить сына своей сильной воле, которую, кстати, он унаследовал.
Добившись нужной реакции, Масахито расслабился. Он погладил госпожу Ниу по щеке тыльной стороной ладони и нежно сказал:
— Мать, ты напрасно беспокоишься. Бояться нечего. Полиция обнаружит в окружении Юкико достаточно много подозрительных личностей. Актера, которым она восхищалась. Отвергнутых поклонников. Да и вообще — Нориёси мертв, опасности больше нет. Скоро мы заживем так хорошо, как тебе и не снилось. Поверь мне.
Госпожа Ниу наслаждалась редкостной минутой нежности. Она взяла его руку и крепко сжала. Ей хотелось умолять Масахито прекратить опасные забавы. Сделать это для нее, если уж не для себя. Страх за сына разрывал ей душу. Но она понимала: просьбы лишь разозлят отпрыска и он снова начнет ее мучить.
Она ограничилась тем, что сказала:
— Визит Сано Исиро встревожил меня. Я приняла его потому, что желала познакомиться с ёрики, который ведет дело о смерти Юкико. Теперь я сожалею об этом. Он оказался умным, чуждым условностей и настойчивым человеком. Тебе не стоило в таком тоне говорить с ним. Ты разжег в нем интерес. Кто знает, что ему удастся откопать, если он будет продолжать рыться в наших делах?
— Сано Исиро? Да кто он такой? Просто мелкая сошка. Он не достоин даже того, чтобы о нем думать.
Масахито освободил руку и угрожающе рассмеялся. К нему вернулись напыщенность и безрассудство, чего она боялась больше всего. Горящие глаза засверкали, тело напружинилось. В таком состоянии с ним бесполезно было говорить об осторожности. Он с вожделением ждал смерти, как когда-то наказания.
«Он обрекает себя на мучение и страх, потом отходит и вновь ищет страданий», — скорбно подумала мать.
— Я предприняла меры, чтобы удержать ёрики подальше от нас, — сказала госпожа Ниу, сопротивляясь подступающему ужасу: «Вдруг он умрет? Жизнь станет совсем пустой». — Судья Огю запретил ему вмешиваться. Но и мои возможности ограниченны. Я не хочу вызывать подозрений, прося слишком многого, особенно сейчас, когда тебе нужно затаиться. — «Надеюсь, в голосе не звучат просительные нотки». — Хотя бы на время.
Масахито вздохнул.
— Мать, мне не нужна твоя защита. Я знаю, что делаю, и могу позаботиться о себе сам. Если ёрики Сано станет и дальше создавать проблемы...
Он взял тлеющий чернобыльник и, не обращая внимания на ее протестующий крик, с хохотом раздавил между пальцами. Конус рассыпался в прах и легким дымком осел на пол.
Похоронная процессия тянулась по улицам Эдо, направляясь к реке восточнее храма Дзодзё.
Впереди шли одетые в черное самураи, они несли на длинных палках белые фонари, за ними шли мужчины с гроздьями священных лотосов, сделанных из золотой бумаги. Далее монахи в оранжевых кимоно несли паланкин, где восседал настоятель в великолепной шелковой мантии. Остальные монахи размахивали благовонными палочками, звенели колокольчиками, били в барабаны и бросали на дорогу лепестки роз. Вслед за монахами шествовал господин Ниу. Он держал в руках похоронную табличку, походка была напряженной, лицо — мрачным. За ним плыл гроб — маленький белый домик с черепичной крышей, — носильщики облачены в черные одежды с вышитыми фамильными гербами Ниу. Потом шли носильщики с огромной бамбуковой клеткой, где щебетали птицы. Следом тащились монахи, монотонно распевая сутры. Позади шествовала вся семья с вассалами и слугами — мужчины в черном, женщины в белом.
Читать дальше