Лора Роулэнд - Бундори

Аои почувствовала симпатию к Сано. То ли из-за ненависти к человеку, который замышляет что-то против сёсакана; то ли из-за того, что покладистый ум и скромность отличали Сано от обычно жестоких и самовлюбленных самураев. Неожиданная эмоция испугала ее. Она не должна давать волю чувствам. Перед глазами мелькнуло, но всего на мгновение, задумчивое лицо Сано. Аои вспомнила физическое влечение, испытанное к сёсакану. Она точно знала: и он испытал то же самое. Он был мужчиной, который мог бы ей понравиться при других обстоятельствах...

Она отбросила пустую фантазию и сказала:

— Он одинок. А одиночество делает людей уязвимыми.

Как хорошо Аои знала, что такое одиночество! Ее тренированный мозг фиксировал злобные речи Янагисавы, отсылал в память. Но на другом, более глубоком уровне сознания Аои переживала свою жизнь, начиная с того дня, как покинула родную провинцию Ига.

Туманный осенний день пятнадцать лет назад. Четырнадцатилетняя девочка учится в секретной горной школе. Юные куноиши приобретают навыки боевых искусств и шпионажа Аои бегом преодолевает полосу препятствий из густо посаженных деревьев, валунов, горизонтальных рей и наклонных досок. Это упражнение должно придать ее движениям скорость, ловкость и бесшумность. В конце полосы стоит любимый отец. Он дзёнин — человек, достигший совершенства. Печальное выражение на его лице заставляет девочку замереть на месте.

— Что случилось, отец?

— Аои, пришло время приступать к работе, для которой тебя воспитывали. Сегодня ты едешь в замок.

Аои сжимается, борясь с отчаянием, холодным, как ветер с гор. Неизбежный отъезд всегда казался ей далеким будущим. Теперь будущее наступило. Глаза отца отражают душевную муку, но он только говорит:

— Это необходимо.

С раннего детства Аои знала: спрашивать нельзя. Дзёнин принимает в клане все решения, ему известно больше других, низшие члены клана обязаны подчиняться ему без всяких сомнений. Но она догадывалась: ниндзя, чтобы обеспечить собственное выживание, всегда служат сильнейшему. Ее отец поставил на род Токугава. То, что он посылает в замок свою самую лучшую и любимую куноиши, служит доказательством.

Аои хочется плакать, неистовствовать, отказаться, но ее подготовка позволяет ей лишь сказать:

— Да, отец. Пойду приготовлюсь.

Спасаясь от боли разлуки, до сих пор острой, Аои вернулась из прошлого в настоящее.

— Сано нельзя позволить разгадать это убийство, и он его не разгадает. — Янагисава злорадно рассмеялся. — Как хорошо, что мне удалось заронить мысль о тебе в голову его превосходительства!

То, что он в собственных целях собирается помешать расследованию убийства, показалось Аои преступным. Отчего он хочет, чтобы дело осталось нераскрытым? Потому что стремится уничтожить Сано как будущего соперника? Или у него есть более зловещая причина, непосредственно связанная с убийством? Но не дело Аои задаваться вопросами относительно мотивов хозяина, ни к чему ей задумываться о судьбе его несчастных жертв. В противном случае работа станет совершенно невыносимой. Проверено за пятнадцать долгих лет.

Она начала работу в замке в качестве прислуги на кухне: следила за другими слугами. Аои отчаянно скучала по дому, в душе сторонясь тех, с кем заводила дружбу ради их секретов. Вечерами она лежала на кровати, делая вид, будто спит. Дождавшись, когда соседки по комнате засыпали, она тихо проскальзывала через залитые лунным светом пустые дворики и каменные коридоры в Момидзияму.

— А, Аои. — Голос старой Митико, раздававшийся в темных дверях, стрелял, как дрова в костре.

Согбенная и иссохшая, но с ясными, молодыми глазами, Митико была куноиши из той же деревни, что и Аои. Она исполняла обязанности главной настоятельницы храма и руководительницы дворцовой женской шпионской сети с тех пор, как Иэясу Токугава основал замок.

— Что у тебя есть сообщить сегодня?

— Ночной сторож намерен украсть рис со склада сёгуна, — докладывала Аои. Или рассказывала об иных проступках челяди.

Ответ Митико всегда был один и тот же:

— Очень хорошо, детка. Твой отец может гордиться тобой.

Сегодня, пятнадцать лет спустя, мысль об отце по-прежнему заволакивала слезами глаза Аои. Отец мог бы гордиться ею, однако вряд ли примирился бы с тем, что его дитя несет несчастья: мужчин и женщин пороли или даже казнили за мелкие провинности перед правителем. Как и раньше, Аои утешалась мечтой: однажды она откажется выполнить задание и спасет жертву. А неминуемая смерть за ослушание даст покой, которого она так жаждет. Но отказаться от задания позорно, недопустимо. И Аои внимательно прислушалась к словам Янагисавы.