Между тем, мне следовало заметить, как она расстроена, как накручивает на пальцы юбку, чтобы те не дрожали. Как она дышит. Смотреть на свой горящий роман и стоять, не в силах его спасти, все равно что смотреть, как кто-то отрезает тебе палец. Она только что пережила страшное унижение. В эту проклятую ночь мне следовало любым способом утешить самую сострадательную из всех известных мне женщин.
До сих пор, когда я вспоминаю ту минуту, мне становится тошно. Потому что я не стал.
– Как вы могли? – тупо спросил я. – Да еще здесь, именно в том месте, откуда черный экипаж увозит птенчиков…
– Нет, это неправда, – дрожащим голосом выдавила Мерси. – Я не была здесь с тех пор… как все началось. Ваше расследование. Прошу вас, не думайте так обо мне. Я не замечала здесь ни намека на беду, ни капли, жизнью клянусь, я только пользовалась комнатой и слишком редко встречалась с ее детьми, когда они заболевали, я не видела их месяцами. Я не видела Лиама больше года. Но когда папа вчера нашел мои сбережения, я потеряла голову, я последний раз попыталась сбежать. Я безумно отчаялась. Я не хотела приходить сюда, снова ее видеть, думать, что ей известно. Это ужасно, Тим. Пожалуйста, поверьте мне. Но у меня не было выбора.
– Выбор есть всегда. Как вы могли так поступить со мной?
– Но вы тут ни при чем, я же говорю, это…
– Это все – при чем! – выкрикнул я, хватая ее за руку, крепче, чем собирался. – Вы же не дура, я чертовски точно знаю, вы не дура, вы целые годы смотрели, как я таскаюсь за вами, как я на вас смотрю, это всему чертову миру ясно, вы не можете стоять тут и заявлять, что вы не знали. Как вы смеете говорить, что я тут ни при чем? Я никогда не встречал такой жестокости. Меня касается все, что связано с вами, и вы знали это много лет. Вы глупы или просто лжете? Как вы можете притворяться, будто не знаете, что у меня было четыреста долларов серебром и я только и думал жениться на вас? Я бы поехал в Лондон. Я бы что угодно сделал.
– Я знала, что вы, возможно, думали о браке. – Мерси повернулась к туалетному столику и начала подбирать волосы. – И я могла поступить намного хуже, нежели выйти замуж за ближайшего друга. Но разве вы меня спрашивали?
– Но не после… Взгляните на меня. Как я мог? У меня не было ни одного резона.
– Как вы можете так о себе говорить?
– У меня ничего не осталось. У меня и сейчас ничего нет. Только безумный брат и двадцать детских тел.
А потом мое сердце чуть не остановилось.
Два факта внезапно встали рядом. Будто я взял картинку, порвал ее и переставил кусочки.
«Вал. Валентайн».
Мои мысли резко развернулись.
Два злобных письма, подписанных «Длань Господня в Готэме», более всего походили на работу взбесившегося нативиста из «медных звезд». Почти наверняка. Правда, было еще третье письмо. Тревожное и тревожащее.
Написанное под влиянием… чего-то.
Может, морфина? Смешанного с тем, что оказалось под рукой? Гашишем, лауданумом?
Меня затошнило.
«Но этого не может быть, – отчаянно сопротивлялся я, мысли разбегались, кровь еле ползла по сосудам. – Попытка убить меня еще не означает… Он пытается убить тебя ради своей проклятой Партии, и мертвые дети нужны ему меньше всего. Черт возьми, он же взял тебя с собой посмотреть на Лиама. И Птичка. Птичка доверяет ему, Птичка…»
Знала его с тех дней, когда он часто бывал в доме Шелковой Марш, и спустя несколько часов, как вновь с ним встретилась, была отправлена в Приют.
Мог ли он расспрашивать мадам Марш, когда я сидел в той же комнате, и сплести вместе с ней рассказ, который меня одурачит? Неужели в тот день я ничего не понял, и позаботился об этом мой собственный брат?
У меня так тряслись руки, что я прижал одну ладонь к другой. Я вновь мысленно перебирал перечень сомнительных развлечений Вала.
«Наркотики, алкоголь, взятки, насилие, подкуп, шлюхи, азартные игры, воровство, мошенничество, вымогательство, содомия».
«Ритуальные убийства детей».
– Этого не может быть, – вслух произнес я. – Нет. Не может быть.
– Чего не может быть? – спросила Мерси, все еще занятая прической.
– Мой брат. Он приставал ко мне, чтобы я прекратил расследование, но неужели он боялся, что расследование приведет меня…
– К кому?
– К нему.
Мерси прикусила губу и с сожалением взглянула на меня.
– Вал никогда бы не обидел птенчика. И вы сами это знаете, верно?
Я уставился на нее.
«Матерь Божья».
В следующие пять секунд я то ли не мог дышать, то ли дыхание просто казалось не самым интересным занятием.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу