Клод Изнер - Коричневые башмаки с набережной Вольтера

Среда, 19 января

Виктор барахтался в полусне, наполненном видениями и звуками, в которых сплелись грезы и реальность. Он слышал размеренное дыхание Таша, лепет Алисы, мурлыканье Кошки, требовавшей от хозяина немедленно встать и приготовить ей завтрак. И одновременно брел по лабиринту, опутанному красной бечевкой, где на каждом шагу попадались трупы. Над трупами из воздуха появлялся горшочек с конфитюром, и тогда они оживали.

Из этого бреда его вырвал телефонный звонок. Спихнув Кошку с кровати, Виктор поплелся к настенному аппарату.

– Алло! Это Рауль Перо! Вы уже прочитали утренние газеты?

– Я только-только собрался выпить здоровенную чашку черного кофе.

– Прошу прощения, месье Легри, я в отличие от вас ранняя пташка. Но я никогда не позволил бы себе побеспокоить вас в столь ранний час, если бы не новость чрезвычайной важности. Она касается соседа моего соседа по набережной, Жоржа Муазана… Вчера в Булонском лесу нашли его голову!

– Что?! Голову?! Уж не ту ли самую, которую потерял труп, засунутый в ящик Фюльбера?

– Не исключено, но с уверенностью пока говорить нельзя. Двое прохожих принесли находку в комиссариат – к ней прилагалось послание, подписанное Жоржем Муазаном. Загвоздка в том, что голова в ужасном состоянии и опознать лицо будет практически невозможно.

– Я сейчас забегу в лавку, скажу Кэндзи, что должен сделать кое-какие покупки, и примчусь к вам на набережную Вольтера!

Виктор озадаченно повесил рожки на аппарат. Убийца обезглавил труп, потому что тот не влезал целиком в ящик, из которых состоит букинистическая стойка. Если таким образом он хотел бросить подозрение на Фюльбера, зачем было оставлять голову в Булонском лесу? Виктор не сомневался, что Огюстен Вальми задается сейчас тем же вопросом, и хотя было ясно, что комиссар не замедлит включить сыщика-любителя в список подозреваемых, Виктор испытывал некое сочувствие и сопричастие полицейскому, который бился над этой удивительной загадкой.

– Что за голова?

Виктор вздрогнул и обернулся. Таша в ночной рубашке, скрестив руки на груди, насупив брови, стояла на пороге спальни и грозно смотрела на мужа.

– Кто тебе звонил и о какой голове вы говорили?

– Ах, это? Сущие пустяки, душа моя. Рауль Перо сообщил, что полиция, по всей видимости, нашла голову трупа, который подбросили на набережную букинистов. Он предложил мне купить газету и вместе обсудить заметку.

– Не ври мне. Я прекрасно слышала, как ты сказал: «Я сейчас забегу в лавку, скажу Кэндзи, что должен сделать кое-какие покупки, и примчусь к вам на набережную Вольтера».

– Ну правильно! Рауль очень настаивал, ему не терпится… Мы оба хотим снять подозрения с Фюльбера.

Таша погрозила ему пальцем:

– Хорошо, я тебе верю. И доверяю – не забывай об этом. Больше никаких расследований. Если ты не готов отказаться от риска из любви ко мне, подумай хотя бы о безопасности дочери! – Она хотела добавить «и твоего майского цветочка», но не позволила себе.

Виктор немедленно поклялся всеми богами, что уже отказался от расследований раз и навсегда. Супруги нежно поцеловались, а после завтрака Виктор спешно оделся, оседлал велосипед и помчался на площадь Бланш за свежим выпуском «Пасс-парту».

Перед домом 18-бис мадам Баллю поливала горячей водой из ведра обледеневший тротуар. Голова у нее была обмотана полотенцем, завязанные концы которого воинственно торчали на макушке, правая щека раздулась. Консьержка всхлипывала, постанывала и сердито бормотала себе под нос. Виктор остановился и с трудом преодолел искушение спросить, не собралась ли она на бал-маскарад в этом костюме кролика.

– Что с вами стряслось, мадам Баллю?

– Зубодер вырвал мне коренной зуб, – промычала консьержка. – Никому не пожелаю такой муки, даже злейшему врагу!

– Полощите рот коньяком, это снимет боль.

– Вы прям как мой кузен Альфонс – он тоже считает, что сгодится любое лекарство, лишь бы в нем был алкоголь!

– Он вроде бы на работу устроился, ваш кузен?

– Устроился. В духовное ведомство на улице Бельшас. Все ж таки получше будет, чем в армии: пообщается с попами, может, и сам благости наберется.

В торговом зале было пусто. После скандала с мадам де Салиньяк часть клиентуры выдала свой антидрейфусовский настрой и объявила «Эльзевиру» бойкот. Жозеф маялся бездельем, занимая себя время от времени тем, что смахивал пыль метелкой из перьев со всего подряд и вырезал из газет статейки, чтобы наклеить их в тетрадку со всякой всячиной.