Клод Изнер - Коричневые башмаки с набережной Вольтера

Средина Мира… Что-то забрезжило на краю сознания. Оттуда снова пришли слова: «Поиски Средины Мира… завершатся где-то рядом… там под сводом галереи… муж стоял вооруженный… некогда стоял на страже…»

«Муж стоял вооруженный…» Совсем недавно ему попадалось очень похожее словосочетание, не один в один, но интуиция подсказывала: это было именно то, что нужно… У какого-то современного автора… Ох, память, память… В голове было пусто. Амадей заскользил взглядом по стопкам изданий в картонных переплетах, по тяжеленным старинным томам в потрескавшейся коже, механически читая названия. Здесь торговали всем, что под руку подвернется, по бросовым ценам, зато выбор был огромный и порой можно было найти редчайшие экземпляры.

Среди сотен томов его внимание вдруг привлек один, в красном переплете: «Отверженные. Часть IV. Идиллия улицы Плюмэ и эпопея улицы Сен-Дени» [82] Издано А. Лакруа в Брюсселе в 1863 г., Verboeckhoven & Cie Éditeurs. . Амадей нахмурился, взял книжку, пробежал глазами оглавление – и обмер, когда взгляд его остановился на заголовке: «Книга пятнадцатая. Улица Вооруженного человека». Он лихорадочно перелистал на первую страницу: «…эпопея улицы Сен-Дени».

– «Муж стоял вооруженный»… улица Вооруженного человека… – прошептал Амадей одними губами. – Квартал Марэ!

Открытие его ошеломило, он даже выронил томик из рук.

– Если листы в книге уже разрезаны, это не значит, что с ней можно так обращаться! – сердито набросился на него владелец прилавка. – Стефан Маларме придумал книгу, которую можно читать с неразрезанными и с разрезанными листами – получаются как бы разные произведения. Кому это нужно, спрашиваю я вас? А еще я самолично видел, как Вилье де Лиль-Адан [83] Филипп Огюст Матиас Вилье де Лиль-Адан (1838–1889) – французский поэт и писатель. – Примеч. пер. пытался разорвать неразрезанные листы в одной из книжек на моем прилавке с помощью зонтика! Но вы их обоих превзошли – вы ничего не режете, вы переворачиваете двойные листы черенком трубки, по счастью потушенной! Да еще забесплатно уже перелистали три четверти всего, что у меня есть! Что вы там успели вычитать такого интересного? – Книготорговец устало махнул рукой.

Амадей поднял «Отверженных» и аккуратно положил на прилавок.

– Что успел вычитать? Как сказал бы Рабле, «сущностную субстанцию», месье. Не обязательно читать насквозь, чтобы уловить самое необходимое. Я ищу «Харчевни и кабаки квартала Марэ» Франсуа де Жене. Увлекательная вещь, вы не читали?

– Если бы я читал все, что продаю!.. – фыркнул книготорговец. – Но кое-что почитываю, – широко улыбнулся он. – Если вас увлекают исторические анекдоты, могу предложить великолепный десятитомник «Картины Парижа».

– У меня есть Луи Себастьен Мерсье. Нет, благодарю вас, мне нужен Франсуа де Жене.

Книготорговец перестал улыбаться.

– Вам повезло, есть у меня это сокровище. – Он достал из ящика с книгами тонкий томик в красном сафьяне. – С вас десять франков. К вашим услугам, месье.

Амадей, сунув книжку в карман, удалился. Подкованные железом каблуки его сапог застучали по мостовой.

«Я вышел в опасное плавание без запасного такелажа, без припасов и компаса, но я увижу землю на горизонте! Непременно!» – пообещал он себе.

Таша рассматривала картины, которые она собиралась на следующей неделе выставить в Салоне художниц у Жоржа Пети. Ее одолела неуверенность: все полотна, стоявшие сейчас перед ней, показались вдруг отвратительно напыщенными и пустыми. Как сказал Делакруа, искусство портрета заключается в том, чтобы совместить дистанцию, необходимую для самоанализа художника, и дистанцию, позволяющую ему остаться сопричастным модели. Если принять этот критерий, до высот портретной живописи ей еще далеко. Таша нервно погрызла ноготь на большом пальце. Сейчас даже огромный портрет Джины казался ей фальшивым, потому что она не смогла отразить всю сложность характера матери – одновременно страстного, жизнерадостного и сдержанного. «Все слишком робко, слишком благоразумно, мне не хватает смелости ломать установленные правила. В моей манере нет безумства, нет откровения. Передавать биение жизни, порывы души – вот чему нужно учиться. Неужели личное счастье художника губительно для творчества?»

Вдруг к неуверенности в себе добавилось странное чувство беспокойства, но в следующую секунду Таша поняла, что оно не имеет отношения к выставке картин. Виктор! Он снова взялся за старое! Таша охватил гнев, но она совладала с собой. Без толку закатывать скандалы, самое большее, чего она добьется, – это, как всегда, мольбы о прощении и обещание покончить с расследованиями. Но обещание останется обещанием. Даже рождение Алисы не смогло отбить у Виктора охоту к опасному занятию…