Клод Изнер - Коричневые башмаки с набережной Вольтера

Не обратив ни малейшего внимания на протесты совладельцев (Жозеф не хотел оставаться в лавке один, а Виктор не желал уходить), Кэндзи галантно поклонился вошедшей в торговый зал клиентке и потащил приемного сына к набережным Сены.

По пути они не обменялись ни словом. На набережной Гранз-Огюстен понаблюдали за старым букинистом, папашей Гренайем, втихаря покупавшим у лицеиста книги, которые тот наверняка стащил из родительской библиотеки. Чуть поодаль задержались у букинистической стойки упитанной дамы, специализировавшейся на подделках: она продавала фальшивые гравюры с фальшивыми подписями Дюрера и Калло, фальшивые автографы, фальшивые первые издания, фальшивые древнеримские пергамены.

– Месье Мори! Я раздобыла целую стопку требников семнадцатого и восемнадцатого веков! – похвасталась она.

– Благодарю, мадам Элиана, эти века, без сомнения, оставили нам в наследство изрядное число отменных проповедей, однако же и несметное количество неудобоваримых религиозных текстов. Впрочем, если вы снизите оптовую цену втрое…

– О нет, на это я пойти не могу, месье Мори! – Мадам Элиана досадливо наморщила нос и переключилась на элегантную даму, проявившую интерес к молитвеннику с золотым обрезом.

– Мы так и будем здесь стоять? – тихо спросил Виктор у японца. – Мадам Элиана сразила вас женским обаянием?

– Как по-вашему, какова высота букинистического ящика? – задумчиво проговорил Кэндзи.

– Метра полтора как минимум, полагаю. У всех разные. А почему вы спросили? Хотите открыть торговлю на набережной бок о бок с Раулем Перо?

– Каков был рост обезглавленного человека, найденного в ящике Фюльбера Ботье?

– От плеча до пяток?.. Думаю, с головой он был бы ростом с меня.

Кэндзи вытянул руку на уровень плеча Виктора, прикинул что-то и заявил:

– Вот и причина, по которой ему отрезали голову: иначе он не уместился бы в ящик Фюльбера.

Виктор изумленно уставился на японца.

– Чего я не понимаю, так это что подвигло убийцу выбрать для жертвы такой необычный гроб, – продолжал тот. – Быть может, он хотел жестоко подшутить над Фюльбером? Или таким образом заметал следы? А что, неглупо – теперь Фюльбер главный подозреваемый. – Кэндзи наконец-то зашагал дальше, к великому облегчению мадам Элианы.

– Неужели вы не питаете сочувствия к крестному собственного зятя? – возмутился Виктор. – Дедуле шестьдесят лет, его эта жуткая история самого в гроб загонит!

Кэндзи резко остановился и ослабил галстук-лавальер – ему вдруг стало нечем дышать. И без того узкие глаза прищурились, и в щелках появился опасный блеск.

– Через несколько месяцев мне исполнится пятьдесят девять. Никогда – слышите? – никогда не смейте называть меня «дедулей», не то я вам уши надеру! – процедил он и в следующее мгновение вдруг показался Виктору постаревшим и очень усталым.

– Простите, простите, я ни в коем случае не хотел вас обидеть! – смущенно воскликнул тот. – Вы всегда отлично выглядите! Вы бодрый и сильный, у вас мальчишеская фигура, я даже не задумывался о вашем возрасте…

– Довольно об этом, – отрезал Кэндзи, зашагав дальше. – Вы уже составили список подозреваемых?

– Э-э… нет, пока нет.

– Вот и славно. Надеюсь, вы не возьметесь за старое – это избавит вас и ваших близких от многих бед. Я достаточно ясно выразился? – Японец, не оборачиваясь, устремился в лабиринт, составленный попавшими в затор экипажами на площади Сен-Мишель.

Виктор изо всех сил старался не отставать, не глядя под ноги и не обращая внимания на грязь, маравшую новые туфли.

Фердинан Питель любил свое ремесло. Он прошел полный курс сапожного дела у старого мастера, научившего его всему, что умел сам, – от изготовления колодки до последней отделки. «Фердинан, малыш, нет ничего хуже, чем разделение труда – оно лишает человека вкуса к своему ремеслу. Когда беспрестанно выполняешь одни и те же действия, превращаешься в механическую куклу. Нынче повсюду налажено серийное производство, настало время специализации – над каждой парой башмаков работают конструктор, закройщик, отбойщик, затяжчик, сборщик и прочие по десять часов в день, всяк в своем углу. И какое от этого удовольствие? – спрашиваю я. Работник не видит конечного результата труда! А обувь между тем – произведение искусства, к тому же она должна быть подогнана по ноге, а не наоборот. Каждую пару нужно делать на заказ, парень, на заказ!» Фердинан достал тетрадку с эскизами и набросал туфлю без задника – красновато-коричневую, с позолотой. Он все время придумывал новые модели, и в каждой было что-нибудь оригинальное – сапожник комбинировал различные лекала, добавлял что-то свое. Потом выкраивал образец из картона и выставлял на этажерку в жилой комнате. Когда выдавалась свободная минутка, он изучал старинные образцы в Национальной библиотеке или в журналах, которые удавалось раздобыть на набережных у букинистов.