Иван Любенко - Тень Азраила

Первым статскому советнику нанес визит военный агент Кукота. О появлении русского серхенга [48]Ферох доложил шепотом и передал визитную карточку.

– Проси, – велел Ардашев.

В дверях, как в картинной раме, возник подтянутый офицер лет сорока. Его внешность напоминала дамского угодника из нашумевшей фильмы «Жених по объявлению»: тонкие аккуратные усики пирамидкой, черные пронзительные глаза, прямой, слегка длинноватый нос, который совсем его не портил, волевой подбородок и зачесанные назад слегка набриолиненные волосы. В левой руке он держал два бумажных кулька.

Улыбаясь, полковник представился:

– Кукота Корней Ильич.

– Ардашев Клим Пантелеевич.

– А я с гостинцем. Как говорят на Востоке: с пустыми руками в чужой дом не ходят.

– Благодарю.

Клим Пантелеевич вынул бутылку араки и виноград с персиками.

– Как вы изволили убедиться из моей карточки, я прозябаю здесь в качестве военного агента. Страна – дрянь, людишки – плуты и воры, жара аспидская, скука и почти полное отсутствие нормального женского общества. Словом, ссылка. А тут известие: из столицы прибыл новый дипломат! И как же после этого не зайти, не познакомиться со счастливчиком, едавшим недавно «шансонеточку с гарниром» у «Кюба»? Согласитесь – грех!

– А вот этого блюда, Корней Ильич, признаюсь, мне так откушать и не довелось, – развел руками статский советник. – Недосуг было. А может, пройдем на веранду? Там не так душно.

– С удовольствием.

Дав указание лакею, Ардашев проводил гостя на айван.

Усаживаясь в плетеное кресло, полковник расстегнул верхнюю пуговицу белого кителя, положил на соседний стул фуражку и, оглядевшись, сказал:

– А у вас здесь хорошо. И дом большой, и даже бассейн мрамором выложен.

– Не хватает только фонтана, – улыбнулся Ардашев. – Как насчет коньяка?

– Не откажусь.

Помолчав немного, гость бросил внимательный взгляд на собеседника и как-бы мимолетом проронил:

– А вы, позвольте узнать, в каком качестве прибыли?

– Провожу расследование по факту убийства коллежского советника Раппа.

– Странно.

– Простите?

– А что тут расследовать? Все ясно: деньги пропали, а в арыке напротив дома местная полиция отыскала зира-бук [49], которым душегубы и перерезали несчастному горло. Это почерк магометанских фанатиков.

– Вы считаете, что преступников было несколько?

– А как же! Ни у вас, ни у меня в одиночку не хватило бы сил справиться с Генрихом Августовичем. А вы поговорите с нашим доктором. Он, по-моему, успел осмотреть труп еще до того, как его увезли.

Появился Ферох с подносом. На столе выросла откупоренная бутылка араки, хамаданские персики, виноград тибризи, порезанные дольками наринжи [50], плитка шоколада «Эйнем» и коньяк.

– Господи! Настоящий «Мартель»! А шоколад? Как вы умудряетесь сохранять его при такой жаре?

– А это все Ферох. Он держит его в погребе.

Ардашев наполнил рюмки и сказал:

– Ну что ж, предлагаю выпить за знакомство!

– Отличный тост!

Полковник причмокнул от удовольствия, закусил кислым апельсином, сморщился и, поймав на себе взгляд статского советника, проговорил:

– Примерно так реагируют на нас европейцы, когда русский медведь вылезает из берлоги и оглядывается по сторонам.

– Вы так думаете?

– Я в этом уверен. Нас не столько боятся, сколько опасаются. Кто знает, что можно ожидать от страны, где царит культ водки, кнута и православия. Где интеллигенция умиляется Достоевским, Толстым и Чеховым, а государь внимает советам неотесанного сибирского конокрада и прелюбодея. Парадокс, не правда ли? Мы говорим на разных языках, молимся разным богам, а клянемся в преданности одному-единственному императору. Россия – огромный Вавилон! Мы более азиаты, чем европейцы; мы ленивы и неповоротливы. Наши поступки не поддаются логике. И никакие, даже самые прозорливые, умы не в состоянии предсказать, что завтра предпримет эта дикая страна, когда в очередной раз протрет заспанные глаза. И от этого господам, живущим по обе стороны Атлантического океана, становится не по себе. Мы в их понимании сродни смерчу, землетрясению, извержению вулкана, которые могут в один миг снести города и целые народы – словом, все, что встретится на пути.

Ардашев слушал полковника с вежливым участием.

Военный агент закинул ногу на ногу, достал из серебряного портсигара папиросу и с удовольствием затянулся. Выпустив струйку дыма, он продолжил:

– Знаете, я давно болтаюсь за границей и неплохо научился понимать этих немцев, французов, англичан… Они привыкли к спокойной, сытой и культурной жизни: цветник перед домом, мощеные дороги и ухоженные парки. Даже господин Шаляпин восхищался, что в Париже тротуары моют с мылом. А я в этом не вижу ничего удивительного. Предки сегодняшних Пьеров, Огюстов и Жанов веками строили здание своей государственности. Летели головы монархов, день и ночь работала гильотина, поднимались и усмирялись голодные бунты. Но теперь-то все хорошо. И даже очень. Законы действуют, крестьяне богатеют, рабочие живут лучше наших инженеров. А тут, на границе, маячит несметное полчище бородатых азиатов, завистливо поглядывающих через забор на соседей. Да-да, тех самых казаков, которые столетие назад носились на лошадях по Монмартру нагишом, приводя в трепет даже французских проституток. И этот страх нелицемерный. Вот и крутится в их мозгу мыслишка: «А может, покончить с Россией сейчас, пока она еще не так сильна и образованна?» И это есть начало первого акта трагедии, которая вот-вот разразится. Осталось только поднять занавес. Но что будет потом – никому не известно. Пострадать могут и зрители, и сам постановщик пьесы.