Антонио Гарридо - Читающий по телам

Цы смотрел на бывшего учителя с презрением. Действительно, совсем еще недавно он страстно желал занять пост судьи. Но теперь его единственной целью было вернуть честное имя отцу и разоблачить лживого убийцу.

— Прочь отсюда! — проревел Цы.

— Да что с тобой? — изумился Фэн. — Разве есть у тебя право меня презирать? Или ты думаешь, что способен меня разоблачить? Дело в этом? В этом? — Теперь судья смеялся. — Наивный мальчишка! Ты и вправду почитаешь меня за дурака, готового сначала открыть перед тобой свое сердце, а потом позволить себя погубить?

— Твоего признания мне не нужно, — тихо произнес Цы.

— Значит, не нужно? И что же ты собираешься рассказать? Что это я убил Кана? Что я воровал соль? Что я убил твоих родителей? Клянусь всеми бессмертными, сынок, нужно быть полным дураком, чтобы думать, будто тебе кто-то поверит. Посмотри на себя: ты всего лишь приговоренный к смерти, ты отчаялся настолько, что готов на все, лишь бы избежать казни. А тюремщики подтвердят, что ты на меня покушался.

— У меня есть… доказательства… — Толкователь трупов еле шевелил языком.

— Ты в этом уверен? — Судья прошел в угол камеры и вытащил из сумки гипсовый слепок. — Не на это ли ты рассчитывал? — Фэн предъявил Толкователю трупов модель пушки, которую забрал из Академии Мина. — Ты думал — вот оно, твое спасение? — Судья поднял модель над головой и швырнул на пол, расколов на тысячу кусков.

Цы зажмурился, чтобы гипсовая крошка не попала в глаза. И долго потом не открывал. Он не хотел видеть Фэна. Он просто хотел его убить.

— Ну и что теперь? Станешь молить о пощаде? Как твои родители? О, они умоляли сохранить им жизнь!

Юноша напрягся так, что чуть не задушил себя железными цепями; Фэн наслаждался его отчаянием.

— Трогательная картина! — хохотал судья. — Неужели ты полагал, что перед тобой глупец, который позволит себя уничтожить? Я могу запытать тебя до смерти, и никто не придет к тебе на помощь.

— Так чего же ты ждешь? Давай! Начинай! Только это мне сейчас и нужно, — выговорил Цы.

— Ага, чтобы меня потом судили? — Фэн снова расхохотался. — Я чуть не забыл, с каким хитрецом имею дело… — И он покачал головой. — Охрана! — выкрикнул судья. Караульный, явившийся на зов, держал в одной руке бамбуковую палку, а в другой щипцы.

— Повторяю тебе: я не дурак. Видишь ли, бывает так, что обвиняемые лишаются языка и потом уже не могут выступить в свою защиту, — добавил Фэн, покидая камеру.

От первого удара Цы согнулся как раз настолько, чтобы второй пришелся ему по спине. Палач усмехнулся и закатал рукава. Цы пытался защищаться, прекрасно понимая при этом, что тюремщик честно отработает свои деньги. Толкователю трупов уже доводилось видеть подобное. Вначале палач будет его избивать, пока не надоест. Затем заставит подписать признание, а получив нужный документ, вырвет ногти, переломает пальцы и отрежет язык, чтобы гарантировать молчание обвиняемого на суде. Юноша подумал о своей семье и об ужасной смерти, которая ожидает его самого. То, что убитые окажутся неотомщенными, приводило его в отчаяние.

Следующие удары лишили его последних сил, а тряпка, которой ему заткнули рот, мешала дышать. Взгляд Цы уже туманился, но образы родителей выступали все более отчетливо. Когда придвинувшиеся вплотную призраки шепнули, что нужно бороться, он решил, что настала агония; это подтвердил и металлический привкус крови во рту. Цы чувствовал, что силы его покидают. Лучше было бы, наверное, умереть прямо сейчас, чтобы покончить с мучениями, но призрак батюшки заставлял его сопротивляться. От нового удара тело Цы провисло на железных цепях. Мускулы его напряглись. Он понял, что должен остановить пытку раньше, чем палач нанесет решающий удар.

Цы втянул носом жидкую смесь воздуха, пота и крови и, когда она достигла его легких, плюнул изо всех сил. Грязная тряпка вылетела у него изо рта: Цы наконец-то мог говорить.

— Я признаюсь, — просипел он.

Эти слова не избавили юношу от последнего яростного удара будто его неожиданное решение лишило палача законного нрава на развлечение. Удовлетворившись сделанным, тюремщик снял цепь, стягивавшую запястья юноши, и протянул ему документ о признании. Цы принял кисточку в дрожащие ладони и нацарапал нечто, напоминавшее подпись. И выронил кисть, оставив на бумаге след из крови и чернил. Палач с отвращением осмотрел испачканный листок.

— Сойдет, — решил он и передал документ другому тюремщику. А потом щелкнул щипцами. — Ну а теперь посмотрим на эти пальчики.