Эдуард Хруцкий - Полицейский

— Век помнить буду. — Колька растворился в темноте.

— А почему вы его отпустили, — раздался за спиной голос шофера.

— А это мое дело, юноша, и советую вам не делать мне замечаний. Почему оставили авто? — Выполнял свой долг. — Революционный? — Да.

— Тогда шли бы бандитов брать. И запомните, еще раз нарушите приказ, пристрелю.

— Ты, реалист, — рявкнул Алфимов, — а ну, к машине. У меня к тебе разговор есть.

На Лубянку они приехали только утром. Сдали Хряка в камеру, занесли в комнату папки.

— Миша, — сказал Бахтин, — я там пакет пшена прихватил и пару банок консервов, если вам не трудно, занесите их на Арбат Кулику. Алфимов молчал, отвернувшись к окну. — Вы что, Миша?

— Александр Петрович… — Голос Алфимова сорвался. — Я…

— Да говорите же. — Нехорошее предчувствие сдавило сердце Бахтина.

— Умер Валентин Яковлевич… А ворону застрелили… — Кто? — Бахтин вскочил с дивана. — Наши.

— Как это? — застучало в висках, казалось, что комната стала раскачиваться, как пароходная палуба. Бахтин устало опустился на диван. — Ворону-то за что?

— Его той же ночью забрали, как мы ушли. Приехали из следственного отдела. — Ворону-то за что? — тупо повторил Бахтин.

— Говорят, кричала очень. Бахтин встал, пошел к двери. — Вы куда? — К Манцеву.

— Не ходите, Александр Петрович, Валентин Яковлевич умер. Сердце на допросе не выдержало.

— Бедный старик. Ловил собачьих воров. Криминальным музеем заведовал. Потом финансовые аферы раскручивал. Он из своего нагана не выстрелил ни разу. Да и вообще его не носил. В домкоме работал. Чем же он вам, господа большевики, не угодил? — При чем же здесь мы? — обиделся Алфимов.

— При чем? Помните, Миша, нет и не будет будущего у того народа, кто из своих защитников сделал палачей. — Разве я палач? — Вы нет и вам трудно будет служить здесь.

— А я и не буду. Весной река вскроется, уйду на буксир шкипером.

— Не уйдете, Миша. У вас здесь круговая порука, как в банде. Вас всех кровью вяжут. — А у вас иначе было? — зло спросил Алфимов.

— Мы закон защищали, плохой ли хороший, но закон. А вы революционную совесть и классовое чутье. А это дело зыбкое. Вот видите, и ворона контрреволюционером стала.

Бахтин закурил. Так они сидели и молчали несколько минут.

— А как вы думаете, Миша, почему забрали Кулика, знают о Никитине, но не тронули Дранкова? — Не знаю.

— Пасут меня. И пасет шофер. К Дранкову-то мы пешком шли. — А ведь точно.

— Значит, не верят мне. А держат, как говорят наши клиенты, за подставного фраера. Мы тебя из тюрьмы взяли, за это ищи, а потом мы тебя шлепнем. — Бог с вами, Александр Петрович…

— Точно, Миша, и вы в это дело не встревайте, иначе они вас прижмут. — Я в ячейку пойду…

— Не надо, Миша. Это система. А ее невозможно победить.

Рослева сидела у печки и курила. В комнате было тепло, но ее познабливало, не спасал даже полушубок, накинутый на плечи. Который день она не досыпала. Допросы. Допросы. Допросы.

Она уже не помнила лиц арестованных, голосов. Все они слились для нее в одно понятие — враг. Без стука распахнулась дверь. Вошел Мартынов. — Тебе чего, товарищ, Федор? — Зачем вы взяли Кулика? — Я должна была его допросить.

— А вам известно, что Кулик должен был помочь нашей группе в розыске Сабана. — Этот старец? — Именно.

— Может быть, вы зачислите в ЧК всех полицейских офицеров? — Если будет нужно.

— Двое уже работают у вас. И ваш хваленый Бахтин совершает преступление за преступлением. Я решила арестовать его. — А агентурный архив? А банда Сабана?

— Бахтин для нас опаснее, чем все банды, вместе взятые.

— Идемте к Дзержинскому. Председатель МЧК и ВЧК принял их сразу же. — В чем дело? — холодно поинтересовался он. — Я решила арестовать Бахтина. — Основание.

— Сегодня ночью он отпустил врага революции, бандита Базыкина.

Мартынов молча подошел к столу, положил перед Дзержинским бумаги.

Дзержинский внимательно прочитал их, усмехнулся:

— Школа. Есть чему поучиться. Запомните, товарищ Рослева, бандита Базыкина нет, с нынешней ночи есть секретный сотрудник МЧК по кличке Глухарь. — Как это? — Читайте. Значит, часть архива Бахтин вернул?

— Почти половину, Феликс Эдмундович. Одновременно разгромил преступную группу в Обираловке, завербовал их главаря, уничтожены два известных бандита и арестован активный член банды Сабана Николаев Сергей по кличке Хряк.

— Ну что ж, — Дзержинский встал, — у каждого свои методы. Одни стреляют комнатных ворон, другие ловят бандитов. Идите, Федор Яковлевич, а с товарищем Рослевой я поговорю.